— Я понимаю, что вы имеете в виду… Послушайте, Лекёр, ваш брат, у него что — денежные затруднения?
— Он живет бедно, это верно.
— И все?
— Три месяца назад он потерял работу.
— Какую работу?
— Он был линотипистом в «Ла Пресс» на улице Круассан. Работал в ночную смену. Он всегда работал по ночам. Это у нас фамильное…
— Как случилось, что он лишился работы?
— Я предполагаю, что он с кем-то повздорил.
— Он женат?
— Его жена умерла через два года после того, как они поженились, оставив его с десятимесячным ребенком.
— Он его сам воспитал?
— Сам, все сам. Прямо перед глазами у меня стоит, как он купает мальчонку, меняет ему пеленки, греет молоко…
— Это все не объясняет, почему он ссорится с людьми.
— Верно. Только словами это очень трудно выразить.
— Раздражителен?
— Не совсем. Вся штука…
— Что?
— Дело в том, что он никогда не жил, как все.
— Считаете ли вы, что он был способен убить эту старуху?
Инспектор пыхнул трубкой. Слышно было, как ходят в комнате наверху. Двое копались в своих бумагах, делая вид, что не слушают разговора Лекёра с инспектором.
— Она была его тещей, — вздохнул Лекёр. — Вы все равно бы это узнали.
— Они не ладили?
— Она его ненавидела.
— Почему?
— Считала его виноватым в смерти дочери. Похоже, что ее можно было спасти, если бы операцию сделали вовремя. Брат был не виноват. Врачи в больнице отказались ее принять. Какие-то идиотские придирки по поводу того, что у нее бумаги были не в порядке. Но мадам Файе считала, что во всем виноват Оливье.
— Они виделись?
— Разве только когда встречались на улице, да и тогда они не разговаривали.
— А мальчик знал?
— Что она была его бабушкой? Не думаю.
— Вы полагаете, отец ему никогда ничего не говорил?
— Алло!.. Да. Инспектор здесь. Не отходите.
Он передал трубку Сэлару.
— Это Жанвье.
Положив трубку, инспектор проворчал:
— Доктор Поль утверждает, что преступление было совершено между пятью и половиной шестого утра.
— Они нашли орудие убийства?
— Нет. Это мог быть молоток. А еще более вероятно — кусок свинцовой трубы или что-нибудь в этом роде.
— Деньги нашли?
— Только кошелек, в нем немного мелочи и ее удостоверение личности. Скажите-ка, Лекёр, вы знали, что она дает деньги под залог?
— Да. Знал.
— И еще вы говорили мне, что брат ваш остался без работы?
— Да.
— Консьержка этого не знала…
— Мальчик тоже не знал. Ради мальчика-то он и не распространялся об этом.
— Вы отдаете себе отчет, на какие мысли это наводит?
— Да.
— Вы и сами об этом подумали?
— Нет.
— Потому что он ваш брат?
— Нет.
— Сколько времени прошло с тех пор, как этот убийца начал орудовать? Девять недель, не так ли?
Не спеша Лекёр проглядел колонки в своей книжке.
— Да. Чуть больше девяти. Первый случай был двадцатого октября, в районе Эпинетт.
— Вы говорите, что ваш брат не сообщил сынишке, что он безработный… Значит ли это, что по вечерам он по-прежнему уходил из дому, как будто шел на работу?
— Да. Он и думать боялся сказать ему об этом. Понимаете… Это трудно объяснить. Он души не чаял в мальчике. Сын — это для него все, ради чего стоит жить. Он для него стряпал, укладывал его в постель перед уходом и будил по утрам…
— Это не объясняет, почему он не мог ему сказать.
— Для него непереносима была мысль, что в глазах ребенка он будет выглядеть неудачником.
— Но чем же он занимался по ночам?
— Перехватывал случайную работу. Когда с ним случался один из его приступов…
— Приступов чего?
— Астмы… Его схватывало время от времени… Тогда он отлеживался где-нибудь на вокзале, в зале ожидания. Однажды мы с ним так целую ночь просидели, все говорили…
— А теперь предположим, что мальчик проснулся сегодня рано утром и увидел отца в окне комнаты мадам Файе.
— Окна замерзли.
— Вряд ли, если окно было открыто. Множество людей спит с открытыми окнами, даже в самые холода.
— К брату это не относится. Он всегда мерз. И он слишком беден, чтобы транжирить тепло.
— Ну, что касается окна его комнаты, мальчику стоило лишь процарапать изморозь ногтями. Когда я был мальчишкой…
— Да. Мне тоже приводилось… Но дело-то все в том — было ли открыто окно у старухи?
— Оно было открыто, и в спальне горел свет.
— Я все думаю: куда же мог уйти Франсуа?