- Прикуси язык, - не по-настоящему рассердилась Анаис и подмигнула застывшему Дени. - У него контузия была, он так и оглох. Его навсегда в запас списали.
- Было б с чего рыдать, - хмыкнула Мелош. - Когда возвращается-то?
- Да никогда, - в тон ей ответила Анаис. - Он... В общем, Танет встретил хорошую женщину. Точнее, его к ней определили, поправляться. А они поженились. Ребёнок осенью будет. Точнее, наверное, уже родился. Слышишь, Дени? Ты теперь - дядя! Как думаешь, у тебя племянница или племянник?
Мелош уронила иглу и часто заморгала, бормоча что-то себе под нос. Анаис различила только: "не зря пожила" и "дождалась". Последнее "...теперь не жалко" она предпочла не услышать.
Праздновать увеличение семейства Моро было особенно и нечем: крепкие красные яблоки, немного сыра и хлеб с толстой, хрустящей коркой, дневной заработок Дени. Аккурат посередине ужина заглянул Хайм - не иначе, хорошие новости почуял - и добавил полбутылки вина. Анаис досидела в душной кухне до полуночи, а потом выскочила в сад, даже шаль на плечи не накинув; в правой руке - стакан с вином, почти нетронутый, в левой - кусок хлеба. Покружила по саду, забрела в дальний угол и привалилась спиной к стволу старой яблони.
- Пастырь, пастырь, - прошептала. Хайма, который смотрел на неё весь вечер, было ужасно жалко. И не прогонишь его ведь, не скажешь, что сердце давно отдано пожарам - не поверит, не поймёт. - Приходи, а? Без своих стад, без огней и дымов. Я тебя вином угощу.
Из зябкой осенней ночи налетел ветер, встрепал волосы - и следом, через мучительно долгую минуту, затылок накрыла тёплая ладонь.
- Вино, говоришь, маленькая госпожа торговка? - усмехнулся пастырь, усаживая Анаис к себе на колени, укрывая полой пальто. - Вылей ты эту кислятину. У меня кое-что получше есть.
- И что, поделишься? - недоверчиво откликнулась она. А глупое сердце в груди ликовало: услышал, пришёл! Чего больше-то надо, дурочка?
- С кем, если не с тобой, - ответил пастырь серьёзно.
И - забрал у неё злополучный стакан, опрокинул прямо в жухлую траву.
Анаис стало так легко, как давно уже не было; она знала, что скажет Хайму, не знала только, простит ли он её. Хлеб пришлось разломить надвое - заедать сладкие, невозможно пьяные ягоды. Пастырь и принёс-то их всего одну горсть, а они не кончались и не кончались.
- Слушай... Тебе до столицы далеко? - спросила Анаис сонно, пригревшись под пальто, так похожим на сыпучий, жирный пепел.
- Шаг туда, шаг обратно, - дыхание раздвинуло волосы у неё на затылке.
- Моего брата зовут Танет Моро. Он на меня похож, только высоченный. Женился недавно. Написал тут про ребёнка... Мне б только узнать, родился или нет, здоров ли...
- Спи, - коснулись лба горячие губы. - Всё о других беспокоишься. Про себя подумай.
Анаис в полудрёме ткнула его кулаком в бок - и провалилась в забытьё, безмятежное, как в детстве, когда волшебство было взаправду. Под утро ей пригрезилось: "Девочка, назвали Мелош".
Сон оказался пророческим.
После объяснения Хайм перестал приходить. Сначала - совсем, потом начал изредка заглядывать, но только днём, когда Анаис была в госпитале.
- Зовёт меня: "Эй, мать, здорова?". Ну какая я ему мать? - ворчала Мелош, и погнутая игла ныряла в рыхлую чёрную ткань. - Жалко парня.
- А мне сестру жалко, - фыркал Дени. И - раз! - опускал взгляд, скрывая потаённые мысли, точь-в-точь, как отец, когда его мать бранила по мелочи.
Иногда Анаис казалось, что брат хотел что-то сказать, но не решался; иногда она была уверена, что он знал наверняка - про пастыря, про яблоко, про пьяные ягоды, про случайные встречи за околицей. Видел, как сестра голой рукой подхватывает с пола выстреливший уголёк - и кидает обратно в печку. И - очень редко - она думала, что сумеет рассказать правду.
А потом стало не до того.
Война оказалась похожа на океан. За отливом следовал прилив, и чем дальше откатывались волны железные, горючие, тем яростней захлёстывали потом спокойные земли. Первым знаком стали погорельцы - снова потянулись через город вереницы усталых, голодных, выжженных ужасом людей. Больше, чем во все прежние годы; мест в больнице не было, солдаты заняли все койки. Ночью край неба полыхал, но не зарницами.
- Идите на север, - бросил как-то пастырь; он сидел на пороге, подбрасывая яблоко на ладони, и на Анаис не смотрел. Закат горел ореолом вокруг его головы, но не ярче багряных бликов в зрачках. - Здесь совсем скверно будет. А туда ещё нескоро беда доберётся, на человечий век хватит.
- Да как же мы, - растерялась Анаис. - Бабка Мелош ходит плохо, она не дойдёт. Не бросать же её...
- Как знаешь, - сухо ответил пастырь, положил яблоко на тёплое, нагретое за день дерево - и шагнул с порога прямо в кипящее, дымное, пламенное. Анаис моргнула, и жуткое видение исчезло.
Страх остался.
Первую бомбу она почуяла ещё до её появления - всей кожей, шестым чувством, зудом в костях. Нечто расчертило небо, раскроило надвое, выпуская из-за звёздного полотнища неба огненную тьму...
Не сейчас. Пока ещё нет.
- Нет! - Анаис рывком села, скидывая одеяло. Брат на полу зашевелился, протирая глаза. - Нет, нет, нет, только не к нам, пожалуйста, нет!
Выскочила на улицу - сапоги в руках, рубашка Танета падает с плеча, под ногами - ломкая от мороза трава. В спину неслось хриплое спросонья: "Эй, ты куда?", и обернуться бы, объяснить, но дорога сама бросалась под ноги, несла, как волна - доску от разбившегося корабля.
- Нет! - выдохнула Анаис, вскидывая руки к небу, словно пытаясь заслонить узкими мозолистыми ладонями весь город. Дурацкие сапоги шлёпнулись о камень. - Не сегодня!
Закрыла луну трескучая машина, крылья - как ножи, в ореоле железистого дымного смрада. Металл, начинённый смертью, перевалился через край, полетел вниз...
Анаис не двинулась с места.
- Пожалуйста, не сегодня! - яростно крикнула она в сторону, зная, что тот, кто всегда рядом, обязательно услышит.
И правда, услышал.
Бомба вонзилась в брусчатку, оставив котлован; осколки брызнули в стороны, но и только - ни взрыва, ни огня. Вторая камнем упала на крышу больницы, пробивая перекрытия; третья - на ратушу. Затем машинный треск затих вдали, и чудовищная тень сокрылась меж других теней в ночи.
Пастырь обнял Анаис со спины, склонился, прижимаясь щекой к щеке.
- Уговор, маленькая моя госпожа, седая госпожа. В другой раз ты позовёшь меня со всеми моими стадами.
- Я не седая, - прошептала Анаис; губы онемели, обожжённые морозным воздухом; глаза были сухими; растрепавшаяся коса змеёй спускалась на грудь.
- Ты будешь, - произнёс пастырь горько и нежно, точно хотел бы откупиться от собственных слов, от знания - но не мог. - И тогда я приду за тобой. Только позови.
И - отстранился. Она почувствовала движение, обернулась, пытаясь удержать, но поймала только дым - невесомый, почти прозрачный, словно от тонкой щепки ароматного дерева. Запах запутался в волосах - шёлковый платок для призрака, бесполезный дар.
"Я не должна была просить... А могла ли промолчать?"
Анаис кое-как влезла в сапоги и вернулась домой ни жива ни мертва. Думала, что теперь не заснёт никогда, но провалилась в сон почти сразу.