— И где же он находится, этот второй особняк? — крайне заинтригованный, спросил Белов.
— Этого не знает никто.
— Даже вы?
— Я знаю о его расположении весьма приблизительно — почти так же, как астроном-любитель Тимофей Агапов знал о месте падения метеорита. Я не зря упомянул о карте. Ее начал составлять еще дед на основе дневниковых записей. Отец смог уточнить. Смею надеяться, что я еще больше сузил район поиска, но… Все равно это — сотни квадратных километров и никаких ориентиров. Митрофанов специально не прокладывал дорог, чтобы они не выдали путь к особняку. Все рабочие, которые его строили, были убиты. Прадед весьма подробно описывает, как он это сделал.
В глазах Кондрашова мелькнул хищный огонь, и на мгновение Белову почудилось, что он сидит за столом со знаменитым душегубцем — Ерофеем Кистеневым. Даже нет — двумя Ерофеями, неотличимыми внешне.
Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Саша провел рукой по глазам, словно стряхивал невидимую пелену, и снова взглянул на двух мужчин, удивительно похожих друг на друга.
Теперь он все видел по-другому. За столом напротив Белова сидели два брата-близнеца — вполне представительной и благообразной наружности. В их глазах, жестах и повадках не было ничего разбойничьего; даже Князь больше смахивал на строгого. школьного учителя, чем на криминального авторитета.
И все же незримый облик Ерофея Кистенева витал где-то рядом. Его несокрушимая жизненная сила ощущалась даже спустя сотню лет; и прежде всего это проявлялось в удивительном сходстве, казавшемся совершенно невероятным при столь отдаленной степени родства.
Белов внезапно понял, что отцы и деды Кондрашова и Хусточкина выглядели точно так же — абсолютными копиями Ерофея Кистенева. И уже в этом заключался некий недобрый знак, Каинова печать, лежавшая на всех потомках лихого душегубца. Замкнутый круг, разорвать который можно одним-единственным способом — вернуть метеорит («Европу» или Сэрту — какая разница?) исконным владельцам.
— Вы покажете мне карту? — глядя Кондрашову прямо в глаза, спросил Белов. — Я полагаю, что нам следует объединить усилия.
— Мои ребята будут не прочь пошататься по тайге, — поддержал его Князь. — С такой ватагой мы найдем второй особняк в два счета!
Виталий Сергеевич колебался. С одной стороны, ему очень хотелось довериться Белову, но с другой — что-то его останавливало.
— Дело в том, что… понимаете, я не ношу с собой карту и дневник прадеда. Они спрятаны в надежном месте, — сказал наконец Кондрашов.
Князь расценил его сомнения по-своему. Он положил руку на плечо новообретенного родственника.
— Витя, — ласково сказал он, — не бойся. Я ручаюсь, что ничего плохого не произойдет. Все будет так, как сказал Александр Николаевич.
— Саша, — в тон ему ответил Кондрашов, — я не боюсь. Точнее, боюсь, но не того, что меня обманут.
— Тогда… чего? — не понял Князь.
— Я опасаюсь даже приближаться к этому камню. Что, если мы отправимся в тайгу и… — Он не договорил, но этого и не требовалось. Все прекрасно поняли, что имел в виду потомок купца Митрофанова. — Этот метеорит, он словно камень на шее: жить с ним страшно, а выбросить — еще страшнее. Вдруг он утянет за собой на дно? Я понимаю, что его надо вернуть, но для этого его надо сначала найти и… взять в руки.
— Ну, не ты, так я это сделаю. Я не суеверный, — Князь рассмеялся, однако ни от кого из присутствующих не укрылось, что смех его был немного нервным.
— Нет, Саша! — воскликнул Кондрашов. — И тебе я тоже не позволю! Ты ничем не отличаешься от меня! Тебе — пятьдесят два, и мне — почти столько же. Ты живешь один, и я — один. И, если уж хочешь начистоту, твоя жизнь не кажется мне намного счастливей моей.
— Ну, кое в чем ты ошибаешься, — задумчиво возразил Князь. — Теперь, когда мы нашли друг друга, мы уже не одни. А что касается жизни… Согласен! Тут ты меня даже обскакал. Работать на кафедре в педагогическом институте все же лучше, чем топтать зону. А я занимался этим восемнадцать лет с небольшими перерывами. По глупости, конечно, но… Чего теперь об этом говорить? Сделанного не воротишь… — Он налил себе рюмочку, выпил, аппетитно крякнул. Затем подцепил на вилку маринованный гриб и с хрустом его разжевал. — Так как же нам поступить с камнем-то?
Саша понял, что настал черед главных аргументов. Он должен был сказать решающее слово.