— А мы-то при чем? Мы не знали, что произойдет.
— Нет, знали. — Лейтенант Фурньер вспомнил анонимные письма, которые приносил ему Джейк Шапиро. — Я был предупрежден. Правда, не верил. Думал, что это какой-нибудь психопат.
— Фью… — присвистнул дежурный. — Я ничего We знал, лейтенант.
— Да, пожалуй, лучше мне самому заняться этим делом, — хмуро произнес Фурньер. — Начальство наверняка заинтересуется им. Боже, что начнется, когда газетчики пронюхают об этом.
…Фурньер осмотрел взломанную дверь. Работа была поистине профессиональной. Никаких следов. Ни шума. Отключенная сигнализация. Пожалуй, и никаких отпечатков пальцев не найдешь. Опытный преступник. Профессиональный грабитель. Но профессионалы не убивают. Они даже не носят с собой оружия. Лейтенант наклонился. На полу лежало перышко, маленькое белое перышко. Он поднял его. Возможно, это ничего не даст, но расследование предстоит трудное, и каждая улика, каждая мелочь… Проникнуть через дверь, сигнальное устройство которой ведет непосредственно в полицейский участок, и затем совершить убийство…
Фурньер оглянулся. В вестибюле появился полицейский.
— Лифт не работает, сэр, — доложил он. Первое, что увидел Фурньер, взобравшись на третий этаж, была кровь, лужа крови вокруг распростертого на полу человека. Затем он увидел склонившегося над телом врача.
— Ну что, док? — спросил лейтенант. Доктор выпрямился.
— Мгновенная смерть. Пуля прошла навылет.
— Сорок пятый калибр?
— Судя по всему, сорок пятый.
— Подлец! Прикончить старика…
— Возможно, он хотел выстрелить ему в ноги, — отозвался доктор, сунув в рот сигарету. — Револьвер сорок пятого калибра бьет не очень точно. Если не знаешь, как с ним управляться, может случиться всякое. Один господь бог ведает, куда полетит пуля.
— Лейтенант, — обратился подошедший к ним сержант Маклейн, — может быть, следует подготовить сообщение для прессы?
— Да, — отозвался Фурньер, взглянув на молоденького сержанта, одного из самых молодых в нью-йоркской полиции. В один прекрасный день он будет произведен в офицеры, это было понятно всем. Наготове у Маклейна всегда были правильные ответы, стоило только задать вопрос. — Я составлю сообщение, когда вернусь к себе.
— Оно уже составлено, сэр, если вы ничего не имеете против. Вы только просмотрите. Я не знал, придете ли вы.
— Меня разыскал дежурный. Я как раз собирался с женой в кино, когда он позвонил.
— Я подумал, что вы пожелаете быть в курсе дела.
— Значит, это была твоя идея?
— Да, сэр, дежурный не хотел вам звонить, но я настоял. Ведь могут быть осложнения — убийство рядом с полицейским участком… Ух как я хотел бы изловить убийцу!
— Я тоже, Маклейн.
— Понимаю, сэр.
— Ну что, доктор, вы заберете его?
— Пожалуй. Здесь он больше не нужен. Мы знаем причину смерти и точное время.
— Даже так? — удивленно заметил Фурньер.
— Да, сэр, — вмешался сержант Маклейн. — Папаша Саччини разговаривал с женой по телефону. Он сказал, что слышит какой-то подозрительный шум, попросил ее подождать, положил трубку, и тут его жена услышала выстрел. Затем кто-то повесил трубку на рычаг. Сын убитого известил нас по телефону. Убийство совершено в восемь часов тридцать пять минут вечера, минутой-двумя раньше или позже.
— Так, так… Вы проверили — не осталось ли на трубке следов пальцев?
— Нет, сэр, еще не проверял.
— Займитесь этим немедленно.
— Слушаюсь, сэр, — молодой сержант удалился.
— Настырный парень, — заметил доктор.
— Я сам часто удивляюсь, почему он не пошел работать в ФБР. — Фурньер нагнулся и поднял окурок сигары. — Старик любил попыхтеть сигарой…
— Распорядитесь, чтобы его унесли, — сказал доктор. — Я займусь им завтра утром. А сейчас поеду домой.
Доктор ушел.
— Маклейн, — крикнул лейтенант, — нашли что-нибудь?
— Нет, сэр, — послышался незамедлительный ответ. — Ничего.
— Составьте список всех, кто здесь работает, и проверьте по нашей картотеке.
— Слушаюсь, сэр.
— Странное ограбление, — пробормотал себе под нос Фурньер.
— Я это уже давно заметил, — подхватил Маклейн. — Так проникнуть в здание и на шестой этаж мог только профессионал, но…
— На шестой этаж?
— Да, сэр, извините, забыл вам сказать. Дверь на шестом этаже тоже взломана, ее… — но не успел закончить фразу, Фурньер уже торопливо взбегал по лестнице.
VIII
Сю Абрамсон поставила свадебную фотографию Герба и Веры Смоллов обратно на телевизор и пошла в детскую спальню.
— В последний раз говорю тебе — спать!
— Я хочу посмотреть телевизор, — взмолился мальчуган.
— Нельзя. Спи.
— А где мама?
— Она ушла с папой в театр.
— Они вернутся?
— Конечно, вернутся.
— Сю, останься с нами после того, как они вернутся… — Сю покачала головой.
— Поцелуй меня.
Сю наклонилась над кроваткой, чтобы поцеловать малыша, но в соседней комнате раздался телефонный звонок. Она выбежала из спальни, прикрыв за собой дверь. Мальчик захныкал и разбудил сестру, которая тоже начала плакать.
— Алло, — сказала Сю в трубку. — Слушаю.
— Здравствуйте. Мне нужно поговорить с Гербом, — послышался мужской голос.
— Мистера Смолла нет дома. Что ему передать?
— У меня очень срочное дело… Не знаете ли вы, где я могу его найти?
— Они пошли в театр Винтер-Гарден, но миссис Смолл будет звонить в антракте. Если вы оставите свой номер телефона, я передам…
— Спасибо. Передайте, что звонил лейтенант Фурньер. Скажите, что после спектакля я буду ждать его возле театра.
Сю вернулась в спальню.
— Кто это звонил? — спросил мальчик.
— Какой-то лейтенант Фурньер. Сегодня вечером это уже второй человек, который интересуется твоим папой. По-видимому, твой папа очень важный человек.
IX
Берри Пип свернул на своем «кадиллаке» на Парк-авеню. Не на шикарную Парк-авеню, которая тянется вплоть до девяностых улиц, а в район трущоб. Парк-авеню разделена железнодорожными путями, словно китайской стеной, на совершенно не похожие друг на друга части. Впервые Берри увидел Парк-авеню, когда приехал из Чикаго, где ему пришлось некоторое время поработать после отъезда из родного Техаса. Он удивился тогда — неужели это та самая Парк-авеню, улица миллионеров, о которой он столько слышал! За железнодорожными путями, там, где они разрезали улицу и шли вдоль стен убогих зданий, начинались трущобы. По одну сторону железной дороги люди платили непомерные цены за шикарные апартаменты, а по другую — непомерные деньги за загаженное тараканами, грязное и перенаселенное жилье.
Если одни люди мирились со своей судьбой, а другие объединялись в борьбе за общие интересы, то Берри предпочитал стоять сам за себя. И теперь у него был свой «кадиллак». Теперь у него водились в кармане пятидесятидолларовые кредитки. Теперь он и не вспоминал о жизни в родном штате. Как-то раз, когда один из нью-йоркских дружков фамильярно назвал его техасцем, Берри ударил его по зубам, и теперь никто не позволял себе напоминать ему о штате, который он оставил навсегда.
Берри свернул с Парк-авеню и поставил машину в зоне, где стоянка была запрещена. Здесь он не опасался, что на машину наклеят извещение о штрафе. Берри Пипу даже не приходилось подкупать полицейских, в этом районе города они уважали его просто за то, что он был Берри Пип, Берри Пип — богач.
Берри вошел в подъезд, поднялся по лестнице в квартиру Лоис Браун.
Лоис посмотрела сквозь глазок в двери и спросила: