«Воронок» уже почти достиг цели, и Шевчук, завидев переулок, куда им надо было свернуть, незаметно от водителя достал из кармана и зажал в руке толстое шило. Все им было тщательно продумано заранее.
— Ты не заметил, что машину ведет влево? Похоже, приспустила шина заднего колеса, — с озабоченным видом произнес он. — Как свернем в переулок, остановись на минутку! Я выйду и взгляну. А то, не дай Бог, спустит до обода.
— Да ничего, вроде не заметно, — ответил ему молоденький водитель, совсем еще мальчик, но, немного проехав по переулку, машину все же остановил в тенистом месте у старых тополей.
Не мешкая, удивительно шустро для своего веса, Шевчук вылез из машины, подскочил к левому колесу и воткнул в него шило до упора. Из шины тут же пошел воздух, и она на глазах стала спускать.
— Прокол левого заднего, Сева! — крикнул он водителю, подойдя к кабине. — Придется поменять. Сейчас я пришлю тебе Данилыча в помощь. Чтоб сделали побыстрее!
Взяв инструмент, шофер вылез из кабины, а Шевчук зашел сзади и, постучав, позвал своего помощника:
— Данилыч, выходь! Надо Севе помочь запаску поставить! А я тебя подменю, пока вы там возитесь.
Запертая изнутри дверь кабины арестантов открылась, и сухопарый Данилыч спрыгнул на землю, а его место возле Костыля занял Шевчук, заперев за собой дверь. Шофер с Данилычем споро поддомкратили машину, сняли спустившее колесо и стали ставить запаску. Они не обратили внимания, что неподалеку затормозила подержанная «бээмвэшка».
Цыган с Кучерявым этого только и ждали! Сделав знак Косому, они в два прыжка подскочили к работающим и, оглушив рукоятками пистолетов, крепко связали и заклеили им рты скотчем так, что те, если б даже пришли в себя, не смогли и пикнуть. Все это происходило на глазах у удивленных прохожих. Некоторые, наиболее смелые, пытались узнать, в чем дело. Но подоспевшие Фитиль со своими подельниками, показывая к месту и не к месту красные книжечки, отгоняли любопытных. Полдела было сделано!
В это время в тесном кузове «воронка» шла жаркая схватка. Костыль сделал все, как ему было сказано. Стоило Шевчуку сменить Данилыча, он сразу через голову обхватил шею молодого охранника закованными руками и попытался его задушить. Тот захрипел и стал отчаянно сопротивляться, стараясь разжать железную хватку бандита.
— Держись, Вадик! — громко крикнул его начальник, навалившись на Костыля и делая вид, что с ним борется, а на деле помогая потуже сдавить горло бедняге.
— Хватит! Он уже готов, — остановил он бандита, когда охранник потерял сознание. — Не бери лишнего греха на душу. Все идет путем!
Шевчук наспех связал своего подчиненного, достал из его кармана ключик от наручников и снял их с Башуна. Снаружи застучали в дверку кабины, и он бросился ее открывать. Но то ли из-за спешки, то ли из-за охватившего его нервного мандража он с излишней силой нажал на дверь, и старый замок заело. Произошло первое непредвиденное осложнение.
— Чего вы там чухаетесь? Помощь не нужна? — крикнули снаружи, и Костыль узнал голос Рябого. — Пошевеливайтесь!
— Дверь открыть не можем! С замком что-то, — прокричал он в ответ. — Нужна монтировка или вороток! Давай я тебя сменю, — предложил он вспотевшему от усилий тюремщику. — У меня силы побольше.
— Тут силой не возьмешь, — прохрипел Шевчук, бесполезно пытаясь повернуть рукоятку заевшего замка. — Смазать бы его, да времени у нас нет.
— Дай все же я попробую, — грубо схватил его за руку Костыль. — У тебя ничего не выходит! Если сломаю, братва снаружи поможет.
— Не сможет — дверь бронированная, — с отчаянием в голосе возразил Шевчук и осекся, заметив, что охранник Вадим очнулся и смотрит на них круглыми от ужаса глазами. Он же все слышал! Это было уже второе осложнение. Похоже было, что удача от них отвернулась.
— Ладно, пробуй, — махнув рукой, бросил Костылю Шевчук, и подскочил к лежащему на полу подчиненному. «Что же мне с ним делать? Он меня заложит, как пить дать! Его не купить, — молотком стучало у него в мозгу. — Нельзя ведь допустить, чтобы стал свидетелем!»
И Шевчук решился. Он никогда еще никого не убивал своими руками. Ему было невыносимо на это пойти, но теперь казалось, что у него нет выбора.
— Прости, Вадим! Зря ты очнулся, — вслух пробормотал он, обливаясь потом, достал острый нож, который по тюремной привычке всегда имел при себе и, зажмурившись, чтобы не видеть глаза Вадима, всадил ему в грудь.