Кирану хотелось хлеба больше всего на свете, но если он признается в своих «преступлениях» так, как этого хочет Сет, он навсегда потеряет «Эмпирею». «Я сделаю это завтра, — сказал он себе, как делал это каждый день. — Завтра. Не сегодня. Я смогу продержаться еще один день».
— Вот что я тебе скажу, Киран. Я принесу тебе яичницу, а потом ты сможешь признаться. Что ты на это скажешь? — Макс прыснул со смеху. — Не-а. Шучу.
— Ты весь гнилой изнутри, — бросил Киран.
— Да, тебе лучше думать именно так.
Киран не мог себе представить, как Макс оправдывал перед собой свое поведение. В каком-то смысле он был даже хуже Сета, потому что, в отличие от него, наслаждался мучениями Кирана. Когда же Сет приходит в камеру к Кирану, складки на его лице каждый раз были все глубже.
— Давай же, Киран. Давай покончим с этим, — не раз уговаривал он. — Мне нужно только, чтобы ты признал свои ошибки перед командой, и тогда мы принесем тебе еды!
Киран всегда говорил «нет», но с каждым разом это давалось ему все труднее.
Дверь открылась, и вошел Сили Арндт, чтобы сменить Макса.
— Хочешь отдохнуть? — спросил он Макса.
— Почему бы нет? — ответил Макс, неторопливо выходя в дверь. — Время обедать! Ням-ням!
Сили уселся напротив Кирана, блестя глазами, и вытащил батон хлеба из кармана куртки.
— О боже, — вырвалось у Кирана прежде, чем он сумел остановить себя. Это был обычный белый хлеб, ничего особенного, но он жаждал откусить от него хотя бы один раз. В последние пять дней (четыре? шесть?) его тюремщики часто ели перед ним. Это был их особый способ помучить его.
Что-то упало на пол рядом с его койкой.
С трудом перевернувшись на бок, он оглядел пол и увидел: кусок хлеба.
Он даже не жевал. Его тело оказалось сильнее его воли, и он одним махом проглотил кусок. Когда хлеб дошел до желудка, его согнул пополам ужасный спазм.
— Вот, — сказал Сили, кидая ему гравитационный пакет.
Киран прижал губы к трубке, и спазм отпустил его. Чистый вкуснейший бульон скользил ему в желудок, словно исцеляющий бальзам. Его тело, казалось, проснулось, и хотя он был ужасно слаб, он почувствовал, как бульон возвращает его к жизни. Когда он выпил все до последней капли, Сили кинул на пол перед ним еще один кусок хлеба.
— Не тяни с этим, — бросил мальчик, быстро взглянув на дверь.
На этот раз Киран заставил себя медленно жевать и глотать. Теперь, когда его живот был наполнен бульоном, у него больше не возникало таких спазмов.
Кусок за куском Сили скормил ему таким образом весь батон.
В желудке у Кирана бурчало. Ему показалось, что его может стошнить, но он проглотил комок в горле. Он не мог себе этого позволить. Он должен удержать эту еду внутри.
И только теперь ему пришло в голову, что эта еда могла быть отравлена.
Он сел, дрожа от усилий, и спросил:
— Ты только что отравил меня?
— Нет. — Сили выглядел обиженным.
— Тогда почему?
Мальчик взял пистолет, лежавший у него на коленях, и положил его на пол. Он тронул курок, повертел его, полюбовался его профилем. Наконец он сказал:
— Мне было жаль тебя.
Значит, он все-таки был человеком.
— А что говорят другие мальчики?
— Я не собираюсь помогать тебе, если ты подумал об этом.
Киран был так слаб, что просто лег на бок и лежал так, тяжело дыша.
Киран предпочитал Сили Максу, потому что Сили был просто мрачным и недружелюбным, а Макс был жестоким. Ему нравилось прислоняться к правой стене, потому что оттуда ему было видно зеркало и он мог смотреть в него, представляя, что это окно в другую комнату. Странно, как такие вещи стали служить ему мерой комфорта. Каким маленьким стал его мир.
— Сарек про тебя спрашивал, — мимоходом бросил Сили.
— Что ты ему сказал?
— Я сказал, что ты похудел.
Киран принял эту новость с мрачным вздохом. Значит, мальчик только хотел его поддразнить.
— Он просил передать привет, — добавил Сили странным тоном.
Это казалось таким странно дружеским, настолько было не к месту здесь, что Киран понял глаза на лицо мальчика. Выражение лица Сили было непроницаемым. Неужели он предлагал что-то Кирану?
— Ну, тогда… скажи ему… — Мозг Кирана судорожно заработал. Что он должен сказать? Он попытался воскресить в памяти свой первый день здесь, когда он еще не подозревал, что такое голод. У него тогда была хорошая идея. Идея о том, как выбраться отсюда. Что же это была за идея?