Прежде чем лиса сумела его удержать, он выбежал через кухню на двор и крадучись пошёл через спящие сады мимо задних дворов.
— Боже мой, он с ума сошёл, он с ума сошёл, — шептала побледневшая Хитраска. Видя, что Виолинка крепко спит, она набросила на голову какой-то платок и побежала вслед за петухом, чтобы удержать его от отчаянного шага. В это время дверь шумно распахнулась и с возгласом: «Руки вверх!» — в трактир вошел отряд алебардников. Все в испуге вскочили. Лишь несколько полупьяных гуляк, услышав топот и крики и увидев над собой лес дрожащих рук, подняли кубки, фальшиво напевая: «Многая лета, многая лета…» Но при виде нацеленных в живот пистолетов они угомонились и затихли.
— Господа, соблюдайте спокойствие, — крикнул начальник отряда, — мы пришли не за тем, чтобы прервать ваше веселье; дело в том, что среди вас есть несколько опасных преступников. Мы должны схватить их!
Гуляки отрезвели и немного успокоились, когда узнали, что не их жёны прислали этот патруль, но зато они с возрастающим недоверием стали приглядываться друг к другу.
— Преступники? Под моей кровлей? — изумился пушкарь Пукло, спускаясь с лестницы в ночном колпаке. В руке он держал свечу, и воск капал с на подол длинной бумазейной рубахи.
Стража обыскивала комнаты. Петуха и Хитраску не нашли. Когда стражники ворвались в их номер, то увидели на кровати спящего человека: его лицо было прикрыто платочком.
— Это она, Виолинка, — прошептал офицер, поднимая девочку с постели. Но тут платок спал, и из-за него показалось заспанное лицо, покрытое буйной золотистой бородой.
— Ах, простите, сударь, — пролепетал начальник стражи, — произошла ошибка.
Разгневанные солдаты ушли с пустыми руками. Один из них съездил по шее связанному козлу.
— Где только какое-нибудь грязное дельце, там ты обязательно приложишь копыто!
— Не бееей, не муучай, тебе же будет лучше, — застонал козёл. И вдруг повеселел, — ему показалось, что у него начинают отрастать рога. Козёл еще не понял, в дело, и потому притворялся огорчённым, а сам внимательно, следил за алебардниками.
— Смотрите, ребята, он седеет!
И верно, рыжеватая бородка козла становилась серебряной.
— Я ошибся, — простонал козёл, теперь ему стало ясно: он перепутал пузырьки. — Жадность меня сгубила! — Кричал он, вырывая клочья седых волос.
При виде отчаянья козла и его трагической седины, стражники смягчились.
— На всякий случай мы запрем тебя, прохвост, — говорили они, подталкивая арестованного.
— пропало! — скулил Бобковита.
В утренней тишине по всему городу разносилось перестукивание молотков — это помощники палача сколачивали на рынке виселицу.
Под виселицей
Когда ранние лучи солнца пробились сквозь перистые облака, петух прикрыл крылом глаза и стал вглядываться в дымящуюся голубоватым паром чёрную пасть рынка. Над головой капрала носились ласточки. Мушкет он предусмотрительно прислонил к печной трубе.
На площади было полно зевак; рынок выглядел так, будто его замостили головами. Кое-где, словно трава среди камней, развевались страусовые перья городских модниц. Порой поднимался шум, толпа волновалась и вновь затихала. Осуждённого еще не привезли. Около ратуши стояла простая двухколёсная повозка, запряжённая чёрной лошадью.
Внезапно с пронзительным скрипом открылись ворота ратуши. Оттуда выскочили алебардники и, растолкав толпу, освободили проход. И вот петух увидел Мышибрата, бледного и похудевшего, но с гордо поднятой головой. Мяучура твёрдым шагом взошёл на ступени повозки. Вдруг Мышибрат покачнулся (у него были сзади связаны лапки) и тогда тюремщик грубо подтолкнул кота и захлопнул дверцы. Под пронзительные крики повозка двинулась с места. Она объехала вокруг площади. Густая толпа с трудом расступалась перед бегущими алебардниками и тотчас смыкалась за повозкой. Все напирали, стараясь разглядеть преступника. Горожане грозили кулаками и орали: «К ответу похитителя детей! Смерть извергу!»
Хитраска закричала: «Пощадите невинного! Он..» Но толпа не желала слушать о помиловании, она бушевала: «Смерть ему, на виселицу!»
Петух схватил мушкет и прицелился в палача. Нагнёток в красном кафтане с ехидной улыбкой смазывал петлю пером, смоченным в прованском масле, чтобы покрепче затянулась верёвка. Повозка остановилась, и кот взошёл на помост, обитый чёрным крепом, траурную материю украшала изящная вышивка шёлком — две скрещенные кости.