Выбрать главу

Я смотрела на него с любопытством. Может, у этого парня действительно «золотая» глотка, как о нем кричат газеты, — не мне судить. Но голова у него уж точно соображает неплохо! У меня снова возникло чувство, что я сижу на родной российской кухоньке с каким-нибудь старым добрым приятелем, своим в доску и знающим нашу житуху изнутри, с изнанки… А вовсе не с мировой знаменитостью, эстетом и снобом, привыкшим к славе, как я к риску и опасностям, путешествующим по свету так же свободно, как я — по своей квартире. И каким-то чудом залетевшим в наш провинциальный городишко, чтобы скорее всего никогда больше сюда не вернуться…

«Русский испанец» тоже смотрел на меня, как бы ожидая моего согласия; его глаза влажно блестели не только от коньяка, а еще от чего-то, о чем я могла только догадываться… Не дождавшись, он сам закончил свою мысль:

— А если заказчик живет не в России, то зачем, я вас спрашиваю, похищать плащ здесь? Чтобы потом с огромным риском тащить его через границу, а может, и не одну… Это же верх абсурда!

Не проще ли было бы украсть его где-нибудь поближе к месту назначения — я ведь в эти три года где только не побывал… Нет, тут что-то не так!

Только никак не пойму — что. Какой собаке понадобилось увести плащ Радамеса именно в Тарасове, и главное — зачем?! Вы должны помочь мне разобраться, Таня!

На последней фразе Мигель с неожиданной для «эстета» силой и с явно испанским темпераментом хлопнул ладонью по маленькому столику, отчего стоящая на нем бутылка (уже почти пустая) и мирно задремавший было директор театра подскочили на месте.

— Друзья мои! — испуганно закричал потревоженный Федор Ильич. — Кажется, я немного… сошел с дистанции. Прошу меня извинить! Если вы не возражаете, давайте обсудим финансовые условия, и… засим мне хотелось бы откланяться.

Вряд ли у вас, Танечка, будут сейчас ко мне вопросы: об этом деле я знаю только со слов Мигеля, он вам все расскажет значительно лучше.

Так мы и сделали. Мои финансовые условия были приняты администрацией театра безропотно. Единственное дополнение внес гость Тарасова: мне было обещано десять тысяч долларов в случае успешного исхода операции «Плащ Радамеса» до начала спектакля вечером в пятницу (а об ином исходе Мартинес и думать не хотел.) Я сочла, что это вполне по-Божески: ожидать, что мне предложат пятьдесят процентов от стоимости бесценного плаща, было бы с моей стороны верхом наглости.

Прощаясь с нами, сошедший с дистанции радушный хозяин сказал, что мы, разумеется, можем оставаться на его территории так долго, как это потребуется, — вахтершу он предупредит.

— А вас, Танечка, прошу ко мне без церемоний в любое время, по любому делу! — С этими словами Федор Ильич, уже облаченный в пальто, исчез за двойной дверью, держа в руке свою шляпу.

Как только мы остались вдвоем, влажный блеск в глазах моего собеседника усилился; в их темных глубинах появилось новое выражение — как будто там поселилась какая-то смутная мысль или надежда, до которой пока еще не дошла очередь. Но он, конечно же, был слишком хорошо воспитан, чтобы с ходу делать мне «недостойные» предложения. И, увы, слишком озабочен своей пропажей.

— Вы рассказали мне все, что знаете, Мигель?

— Нет. Я еще не доложил о результатах моего собственного предварительного расследования.

Правда, они очень скромные, но все же…

— Чего, чего?

— Ну, неужели вы думаете, Танечка, что я, выслушав Хосе, стал рвать на себе волосы, а потом с горя сел хлестать коньяк с милейшим Федором? Конечно, я тут же помчался в гостиницу, чтобы самому во всем убедиться и разобраться.

Надо было хорошенько расспросить людей об той даме под вуалью.

— Под вуалью?

— Ну да, она была в шляпе с широкими полями и густой вуалью, совершенно скрывающей лицо. Об этом я узнал, разумеется, уже от портье в холле, не от Хосе — ведь он не мог никому задать ни одного вопроса толком, объяснялся как глухонемой. Дама была высокая и говорила низким грудным голосом, слегка глуховатым. На ней было длинное пальто, застегнутое на все пуговицы, и кожаные перчатки. Кроме этой самой вуали, ничего особенного в ее облике портье не приметил.

Но обратил внимание на одну маленькую странность: когда дама хотела достать деньги, чтобы отблагодарить портье за услугу (она дала ему пять долларов), то сперва полезла в карман пальто, и только потом открыла сумочку, и достала купюру из кошелька. Кстати, не снимая перчаток… Вам это о чем-нибудь говорит?

— Переодетый мужчина?!

— Точно. Я тоже так подумал. Ну скажите, какая женщина, держа в руках сумочку, полезла бы за деньгами в карман?..

Я вынуждена была признать, что, став оперным певцом, Мигель Мартинес похоронил в себе отличного детектива. Он усмехнулся:

— Спасибо за комплимент. Только я очень хотел бы, чтоб эти способности никогда больше мне не пригодились! Но я еще не сказал вам самого главного, Танечка. Я попросил портье припомнить дословно все, что сказала эта «дама».