Тоже не бесплатно, разумеется… Ничего особенного в ее словах не было. Кроме одной любопытной детали — по-моему, очень даже любопытной!
Она сказала (или он): "У меня важное письмо для «дона Марти». — . Скажите, Таня, встречали вы где-нибудь в печати, чтобы меня так называли?
— Да нет вроде бы…
— Правильно. И не встретите. Потому что это прозвище употребляется в очень узком кругу.
Только среди оперного бомонда. Вернее, в основном в кругу известных теноров и никогда — публично. Так сказать, ласковое «семейное» прозвище. По-моему, только однажды Лючано…
Паваротти, я имею в виду, назвал меня так на публике. Правда, тогда и публика была специфическая… в основном, члены королевских семей Европы. И уж, во всяком случае, никакой прессы. Так что я в полном недоумении, Таня! До сегодняшнего вечера я мог бы поклясться, что в Тарасове никто и не слышал этого имени — «дон Марти»…
Я согласилась, что это и в самом деле очень интересно.
Приватная беседа со служащим «Астории», которого Мартинес называл — портье, была центральным пунктом в «расследовании» испанца, но не единственным. Он выяснил также, что в бар мужеподобная дама даже не заходила — там ее никто не видел. Зато у нее была прекрасная возможность подняться незамеченной на второй этаж по служебной лестнице, выход на которую находится как раз рядом с дверью злачного места.
А дальше — попасть в номер Хосе или Мартинеса уже не представляло труда: с позиции дежурной по этажу двери номеров 23 и 24 не просматриваются, ее столик расположен за поворотом коридора, у главной лестницы. Не представляло труда, конечно, при условии, что «дама» располагала либо ключами от одного из номеров, либо профессиональными навыками попадать за запертые двери без помощи ключей.
К слову сказать, замки в номерах этого старинного тарасовского отеля были самые что ни есть допотопные — это я знала по своему богатому опыту. Так что открыть их — плевое дело даже для начинающего взломщика. Впрочем, учитывая острый дефицит времени у вора и то, что Хосе обнаружил оба номера запертыми, логичнее предположить, что похититель действовал все-таки ключами. Но в таком случае, где он их раздобыл?..
— Вы, конечно, говорили и с дежурной по этажу? — спросила я «детектива-любителя».
— Конечно, говорил. Мне она показалась очень милой женщиной. Она никуда не отлучалась в это время, но не видела никакой дамы с вуалью и не слышала ничего подозрительного. С того момента, когда Хосе спустился вниз, и до тех пор, когда он вернулся минут через десять, вообще никто не попадал в поле ее зрения. Правда, у нее все время звонил телефон: то начальство с распоряжениями, то постояльцы с вопросами. К ним сегодня заехали еще какие-то немцы-ученые. В общем, день хлопот.
— А как же ваша таинственная «гостья» покинула гостиницу? Кто-нибудь ее видел?
— Ну, это-то, думаю, совсем простой вопрос: она воспользовалась окном. Я еще не успел вам сказать, что рядом с окном Хосе, слева, проходит пожарная лестница. По ней без труда мог бы спуститься вниз даже ребенок. А там — вы знаете, наверно? — глухие дворы выводят вас на маленькую улочку, параллельную проспекту Кирова, — уже забыл, как она называется Так что «даму» больше никто не видел, и это не удивительно.
— Вы что же — и глухие дворы сами проверили?!
«Коллега» скромно пожал плечами, опустив глаза: как же, мол, иначе, раз взялся за дело — доводи до конца…
— Я привык к блеску юпитеров, это правда, но и темноты не боюсь, Танечка!
А я, пожалуй, пошла бы в разведку с этим баловнем славы!
— Мигель, так вы никому из гостиничного персонала не обмолвились о пропаже? Все-таки вы их расспрашивали… Они ничего не заподозрили?
— Обижаете, сударыня. Я был очень осторожен. Всем им я сказал, что это, по-видимому, приходила моя давняя знакомая, и я очень расстроен, что она разминулась с Хосе. И эти люди, разумеется, не задавали лишних вопросов. Только дежурная по этажу немного разволновалась и спросила, все ли в порядке. Но ее можно понять: если случается какая-нибудь неприятность — спрос с нее первой. Я ее успокоил.
Да уж, я думаю, вы умеете успокаивать женщин, «дон Марти»… Только если бы администрация «Астории» пронюхала, что в действительности произошло у вас в номере, — даже ваших талантов оказалось бы недостаточно!
— Танечка… — Мой клиент выпрямился в кресле. — Не сочтите меня нахалом, напоминающим даме о времени… Но, боюсь, нам пора покидать кабинет гостеприимного Федора Ильича. Скоро час ночи, и с минуты на минуту здешняя публика начнет расходиться с банкета. Мне страшно даже подумать, что будет, если они меня здесь «засекут»: ведь они думают, что я уже вижу десятый сон у себя в отеле…
— Вы правы, Мигель. Извините, я вас замучила, а ведь вы с дороги…
— Не говорите так, прошу… — Он осторожно, кончиками длинных пальцев коснулся моей руки, лежащей на столе. — С вами я провел прекрасный вечер, несмотря ни на что. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мартинес легко поднялся с кресла, опять обогнул столик, за которым мы сидели, и, теперь уже смело взяв со стола мою конечность, совершил свой «рукоприкладный» ритуал. Только на этот раз он несколько затянулся — настолько, что мне вдруг захотелось зарыться носом в его шевелюру…
Черт, это все армянский коньяк играет! Скорее на воздух…
— И потом, вы так уж сильно не спешите. Я намерен вас проводить, Танечка. На этот раз — даже если вы против — я не могу допустить, чтобы глубокой ночью вы добирались до дома одна.