— Что ж, мне пора, — чужак наконец отвернулся и коротко кивнул мистеру сама привлекательность, который в свою очередь продолжал смотреть на меня. Он смотрел, смотрел и смотрел, и я не могла не заметить, как взгляд его моментами соскальзывал ниже, на мою грудь, где я чувствовала мокрую прилипшую ткань. И я совершенно не знала, что мне делать: либо последовать за неприятным мужчиной, который не внушал мне доверия, либо остаться здесь и подождать, когда он уйдет.
Всё разрешил мистер сама привлекательность, небрежной поступью подошедший ко мне и откровенно уставившийся на мою грудь. Его нисколько не смущало присутствие в комнате постороннего, его не смущал тот факт, что мы едва знакомы и далеко не добрые друзья, его не страшила даже моя непредсказуемая реакция, которая могла последовать за его наглостью — он просто склонился к моему уху, близко, так, что я чуть пошатнулась от его напора, и шепнул: — Великолепное зрелище.
Я нервно сглотнула, не сразу поняв, в чём дело, а потом опустила голову, на свою грудь с бесстыдно торчащими сосками, которые просвечивали сквозь мокрый белый материал. Такое ощущение, что мои соски тянулись к мудаку, в то время как их хозяйка, то есть я, постепенно осознавала, как это выглядело со стороны.
Порноактрисы отдыхают.
А я, в который раз за день, подумала о смерти.
Сбоку послышались неспешные шаги, звук открываемого лифта и характерный шум работающего механизма, а незнакомец продолжал нависать надо мной, будто издеваясь и наблюдая за моей реакцией.
Я же уговаривала свою грудь вести себя прилично, и пробовала дышать ровно и размеренно, потому что в голове вновь застучало.
Мои сны начали сбываться, по крайней мере губы мистера сама привлекательность находились в непосредственной близости, как и его тело, как и его руки, во сне ласкающие мою грудь. Стоит ли говорить, что на периферии моего сознания промелькнула предательская мысль о том, чтобы он это сделал наяву. Сейчас.
— Ты могла выйти на минуту позже. Почему?
— Что? — я оторвалась от созерцания его губ и заглянула в глаза, в которых плескался не менее неприятный холод, чем холод, сковавший мои руки.
— Почему ты вышла именно сейчас?
— Пять минут, ты дал мне пять минут, если помнишь, — я начала оправдываться, чувствуя приближение чего-то серьёзного, чего-то, что изменит его решение по поводу моей свободы, чего-то, что принёс с собой тот мерзкий незнакомец, так пристально меня изучавший.
— Ты даже не представляешь, во что влипла, — мистер сама привлекательность безнадежно помотал головой и сделал шаг назад, возвращая мне личное пространство, а заодно хоть какую-то долю уверенности.
— Что это значит? Просто отпусти меня, ты обещал. Я уйду, и никто, никогда не узнает ни о тебе, ни об этом месте. Я никому не скажу, правда... я ведь ничего не видела, ты просто прыгнул в мою машину. И всё, — я говорила это ему в спину, тупо следуя за ним и пытаясь достучаться до него, но он лишь шёл вперёд, к кухонной стойке, на которой лежал чёртов пистолет и большой желтый конверт, уже распечатанный, без почтовых штампов и марок. Обыкновенный желтый конверт, принесенный, по-видимому, тем самым типом. Блядь, да плевать на этот конверт, меня интересовал лишь пистолет, лежащий рядом с ним, к которому и шёл мистер тысяча настроений. — Эй, ты слышишь меня?
Я задела его за предплечье, всего на миг коснувшись кожи, но незнакомец, не обращая на меня никакого внимания, сел на высокий стул, как раз напротив пистолета, а я не нашла ничего лучше, чем сесть по другую сторону стойки, на такой же высокий стул с неловкой спинкой.
Он устало посмотрел на меня, будто совершенно не зная, что со мной делать, и потянулся за полупустой бутылкой Hennessy, часть внутренностей которой плескалась в стоящем рядом стакане. Он ему не понадобился, потому что мудак предпочел выпить прямо из горлышка, я же посчитала это приглашением и бессовестно допила остатки в стакане.
Быть может, если я буду чуть пьяна, умирать будет легче?
— Знаешь, что это? — Наконец, он оторвался от бутылки и положил ладонь на конверт, при этом чуть ли не продырявливая меня саркастическим взглядом. Лишь сейчас, при этом освещении и так близко, я заметила тени под его глазами, усталость, сквозящую в каждой черте лица, бледность, придающую ему несколько болезненный вид.