Видимо, с меткостью у него проблем не было, как и с самоконтролем, который покинул меня как только дуло пистолета поднялось на уровень моих глаз.
Думать о конце и видеть его — разные вещи.
Знать о смерти и чувствовать её приближение тоже.
Я не удержалась и крепко-крепко зажмурилась, при этом обняв себя за дрожащие плечи.
Прозвучал выстрел, стремительно скрывшийся в пространстве, и я изумленно открыла глаза. Мистер сама привлекательность стоял там же, у развалившейся стены; крыша всё также нависала над нами, показывая обрывки неба; я до сих пор была жива и чувствовала холод.
Истерика медленно захватывала меня в тиски, и я, поняв, что Николас выстрелил в воздух, пыталась сделать хотя бы один вдох. Слезы душили, а я постепенно сползала по стене вниз, до тех пор пока не оказалась на земле и не спрятала лицо в ладони.
Мне было похер, что он обо мне подумает — я ревела, навзрыд громко, сотрясаясь всем телом и не зная, как остановиться. Последние сутки проносились в сознании чёрно-белыми кадрами, быстрыми, мелькающими, вызывающими головокружение. Начиная с самого утра и заканчивая финишными моментами.
По правую руку от меня чиркнула зажигалка, повеяло табачным дымом, и я застыла на вдохе, с удовольствием вгоняя в себя отравляющий воздух.
— Не знала, что ты куришь, — я украдкой посмотрела на Николаса, сидящего, как и я, на земле, скопировавшего мою позу и смачно затянувшегося сигаретой. Его затылок упирался в стену, грудь мерно двигалась, а изящные пальцы сжимали источник сизого дыма, от которого у меня потекли слюнки. Пистолет лежал на его ногах, как преданный пёс, защищающий своего хозяина.
— Я тоже не знал...
Я, словно ребенок, шмыгнула носом и потянулась за сигаретой. Николас не сопротивлялся, сразу отдав её мне.
Первые лучи солнца коснулись стены над нашими головами, и я подняла голову, выпуская дым в линии света. Дым красиво проходил сквозь них, клубился изгибами и танцевал танец ветра, играющего с ним. Это было так прекрасно, так ярко и завораживающе, что я забыла про слёзы, ещё не высохшие на скулах, — всё мое внимание было устремлено на представление табачного дыма.
Оказывается, в обыденных вещах красоты не меньше, просто мы ее не видим, привыкая и не желая замечать даже в упор.
— Я понимаю тебя, — выдохнула я и отвлеклась от созерцания дыма. Он лениво повернул ко мне голову и забрал сигарету из моих всё ещё дрожащих пальцев. Следующая затяжка была его, как и порция дыма, заполнившего линию света. — Тяжело убивать человека, даже не зная, за что убиваешь. Я права?
Мистер сама привлекательность не сказал ни слова, лишь сделал новую затяжку и выкинул сигарету в сторону, при падении разбросавшую вокруг себя искры.
Эти искры, кстати, тоже были прекрасны.
— Думаю, твой отец следующий, — обронил он, продолжая изучать моё заплаканное, наверняка с распухшими и красными от слёз глазами лицо.
Я вновь шмыгнула носом и облизала пересохшие губы. Стоило предположить, что главная их цель не я, а Энтони Нери — мой отец, всю свою жизнь находящийся по другую сторону закона. Что он сделал на этот раз, я не знала, потому что вот уже два года созванивалась с ним только на Рождество.
Семейный конфликт не желал разрешаться, а я не собиралась возвращаться домой, всё это время путешествуя по миру и пробуя новую для себя самостоятельную жизнь.
Кажется, сейчас самое время вернуться... пока не поздно.
— Что мне делать, Николас?
Всего на миг он опустил глаза, словно раздумывая над моими словами, а потом его взгляд вновь застыл на мне. Становилось неловко и неудобно, и всё это напомнило мне встречу двух бывших друзей, которые не виделись очень и очень давно ,— не имеющие общих тем, с потухшими воспоминаниями, не знающие, о чём поговорить и только мечтающие поскорее разминуться, — они пытаются поддержать вежливую беседу, а в итоге замолкают и прячут глаза куда угодно, захлебываясь в неловкой тишине.
Я захлебывалась тоже, ожидая его ответа.