Этот человек ненавидит меня. Ненавидит так, как никто и никогда в моей жизни. Кажется, он бы с радостью содрал плоть с моих костей своими ногтями.
— Его звали Тимон Заяц, — чеканит блондин, отрезая каждое слово. — Он был моим отцом. И вы убили его.
Он имеет в виду, что моя семья убила его.
Но в нашем мире грехи семьи ложатся на плечи всех, в чьих венах течет кровь преступников.
Наконец мне удается нащупать дверную ручку. Я пытаюсь повернуть ее за спиной.
Но кусок твердого металла остается неподвижным.
Я заперта с этим чудовищем.
9
Мико
Несса в ужасе. Она так дрожит, что зуб на зуб не попадает от страха. Девушка судорожно пытается нащупать дверную ручку позади себя, и когда ей это, наконец, удается, хочет открыть дверь и выбежать в сад. Но та заперта. Юной Гриффин некуда деться, разве что пробить собой стекло.
Я вижу, как пульсирует под тонкой нежной кожей жилка на ее шее. Я почти ощущаю вкус адреналина в ее дыхании. Ее страх словно сахар — делает этот миг еще более сладким.
Мне кажется, Несса вот-вот расплачется. Этой девушке определенно недостает силы духа. Она слабая, как младенец. Избалованная принцесса американской знати. Сейчас она начнет умолять меня о пощаде. И я запомню каждую мольбу, чтобы передать ее семье, прежде чем я расправлюсь с ними.
Но вместо этого девушка делает глубокий вдох и расправляет плечи. Несса закрывает на секунду глаза, и ее губы приоткрываются, когда она медленно выдыхает. Затем большие зеленые глаза открываются снова и глядят прямо на меня. Широко распахнутые, испуганные, но полные решимости.
— Я не убивала твоего отца, — говорит девушка. — Впрочем, я знаю, как думают люди, подобные тебе, так что мне нет смысла спорить. Но и удовольствия смотреть на то, как я молю и унижаюсь, я тебе тоже не доставлю. Так что делай, что должен.
Несса поднимает подбородок, ее щеки пунцовеют.
Она считает себя храброй.
Думает, что сможет выстоять, если я захочу ее пытать. Если захочу сломать ее кости одну за одной.
Я заставлял взрослых мужчин взывать к матери. Могу только представить, что я мог бы заставить ее делать со временем.
Разумеется, стоит мне поднять правую руку, как она отшатывается, ожидая удара по лицу.
Но я не собираюсь делать ей больно. Пока.
Вместо этого прикасаюсь к ее бархатной розовой щеке, покрытой веснушками, и собираю всю волю в кулак, чтобы не впиться пальцами в нежную плоть.
Я провожу большим пальцем по губам, ощущая, как они дрожат.
— Если бы это было так просто, моя милая балерина, — говорю я.
Глаза девушки расширяются, дрожь пробегает по ее телу. Нессу пугает то, как много я о ней знаю. Знаю, чем она занимается и что любит.
Маленькая принцесса даже не догадывается, как легко считываются ее эмоции. Ей никогда не приходилось возводить стены, чтобы обезопасить себя. Девушка столь же уязвима, как клумба с тюльпанами. Я собираюсь пройтись по ее саду, срывая цветы один за другим.
— Ты здесь не для того, чтобы умереть быстрой смертью, — продолжаю я. — Ты будешь страдать медленно и долго. Ты станешь лезвием, которым я буду резать твою семью снова, снова и снова. И только когда они станут слабыми, отчаявшимися и жалкими, только тогда я позволю им умереть. И ты сможешь наблюдать за этим, моя маленькая балерина. Потому что это трагедия, — а принцесса-лебедь погибает лишь в последнем акте.
Ее глаза наполняются слезами, которые стекают вниз по щекам. Ее губы дрожат от отвращения.
Несса смотрит на меня и видит монстра из своих кошмаров.
И она абсолютно права.
Работая на Зайца, я совершал немыслимые поступки. Я шантажировал, похищал, избивал, пытал и убивал людей. И делал это все без угрызений совести, без раскаяния.
Все хорошее во мне умерло десять лет назад. Последнее, что оставалось от того польского мальчишки, было связано с Зайцем, моей единственной семьей. Но теперь его не стало, а с ним не стало и моей человечности. Я не чувствую ничего, кроме жажды. Жажды денег. Власти. И, прежде всего, мести.
Нет добра и зла, правильного и неправильного. Есть только мои цели и то, что стоит между нами.
Несса медленно качает головой, отчего ее слезы катятся лишь быстрее.
— Я не собираюсь помогать тебе вредить людям, которые мне дороги, — говорит она. — Что бы ты со мной ни делал.
— У тебя не будет выбора, — отвечаю я, приподнимая уголки губ. — Я же сказал тебе. Это трагедия — твоя судьба уже предрешена.