Не отрывая своего зада от пола, он, словно большая крыса, забился в угол между кухонными шкафами и плитой.
- Послушайте... я не хочу неприятностей... Это никому ничего не даст.
Я подошел, схватил его за воротник плаща, поднял и начал бить открытой рукой по лицу; его очки отлетели в сторону. Наблюдавшая за этой сценой Эвелин нервно вздрагивала при каждом ударе, но ей это нравилось.
- Прекратите! - сказал он. - Прекратите!
Я прекратил. Мне стало немного не по себе. Парень совсем не сопротивлялся.
- Прекратите, - тихо повторил он, и я увидел что он плачет.
- Господи, - проговорил я и отпустил его.
Он сел на пол и разревелся.
- Я бил его не очень сильно, - обратился я к Эвелин.
Кажется, она тоже смутилась.
- Я не думаю, что ты его сильно бил... Я думаю, он не из-за этого...
Я опустился на корточки и сказал:
- Вы хотите что-то сказать, Тим?
Теперь мы все чувствовали себя неловко.
- Черт, - сказал он, вытирая с лица слезы и сопли своими большими руками. Потом обратился к Эвелин: - Извините меня, мэм.
Я дал ему платок. Он вытер им лицо и высморкался. Со смущенным видом протянул платок мне обратно.
- Теперь он ваш, - сказал я и помог ему подняться на ноги. Эвелин подала ему очки; они не сломались.
- Вы... вы правы, - сказал он, надев очки. - Вы били меня не сильно. И все-таки, как вас зовут?
- Меня зовут Геллер. Я детектив из Чикаго.
- С чего бы это чикагские копы вспомнили об этом деле, когда столько времени прошло?
- Я частный детектив. Работаю здесь на губернатора Хоффмана и миссис Мак-Лин. Это же вы написали номер телефона Джефси на обшивке чулана, не так ли?
Он кивнул с тяжелым вздохом:
- Я первым опубликовал это сенсационное сообщение на первой полосе, и имя мое стало известным. Но я никогда не думал, что этот номер станет одной из основных улик, на основании которых арестуют этого несчастного сукиного сына.
- Первый раз встречаю совестливого репортера.
- Я не подозревал, что у меня есть совесть, пока вы не начали колотить меня по лицу.
- Значит, это вас гложет.
- Видимо, больше даже, чем я предполагал. Извините меня. Распустил нюни, как ребенок... это, правда, унизительно...
- Вы расскажете об этом полиции?
- Нет, - сказал он.
- Нет?! - повторила ошеломленная Эвелин. Кровь и все сочувствие к нему отхлынули с ее лица. Она схватила меня за руку.
- Нейт, проверь его на детекторе лжи по-чикагски!
- Что? - сказал О'Нейл. Глаза его были испуганными и расширенными.
- Успокойся, Эвелин, - сказал я. - Я уже не так молод и не так безрассуден, как прежде.
К тому же пистолета при мне не было.
Я тяжело опустил руку на плечо О'Нейла; он был дюйма на три выше меня, но зато я был тяжелее его на двадцать пять фунтов.
- Вы не хотите опять очутиться на полу, правда?
- Нет, я не могу рассказать об этом, - он, словно нищий, вытянул вперед руки с раскрытыми ладонями. - Именно потому, что эта информация попала в суд в качестве доказательства. Меня могут посадить за это. Я могу потерять работу. Я окажусь в очень неприятном положении.
- Вы и так попали в неприятное положение, - сказал я.
- Нет, - ответил он. - Вы можете ударить меня еще пару раз, но теперь я готов дать вам сдачи... Но это ничего не изменит. Вы сами попадете в тюрьму за нападение на меня. А миссис Мак-Лин я предъявлю иск на крупную сумму, ведь денег у нее, как известно, куры не клюют.
Он был прав. Я действительно мало что мог сделать в данном случае.
- Но если вы расследуете дело Бруно, - сказал он, - чтобы спасти его от смерти в последнюю минуту, то я могу вам помочь.
- Что?
Он энергично закивал. Лицо его было изможденным, под глазами - черные круги.
- Вы можете это проверить. После той утки с номером телефона Джефси я собрал и опубликовал массу информации, укрепляющей позиции Хауптмана.
- Вы хотите сказать, что стараетесь очистить его от подозрений?
- Не совсем так. Я репортер и просто делаю свое дело... но я действительно работаю в этом направлении, - он ткнул себя в грудь большим пальцем. - Именно я обнаружил документацию агентства по трудоустройству, доказывающую, что 1 марта 1932 года Хауптман работал в "Маджестик Апартментс", как он и говорил... в то время, как копы "потеряли" табель за эту неделю.
- Вы пытаетесь загладить свою вину, не так ли, Тим? Что вы можете мне предложить?
- Как насчет всей подноготной об Иззи Фише? - спросил он с озорной улыбкой на лице, словно ювелир, собравшийся показать Эвелин крупный драгоценный камень.
Мы с ней обменялись многозначительными взглядами.
- Что у вас есть, Тим?
- Много чего. Я сейчас готовлю большую и серьезную статью о Фише. Но ничего из того, что известно мне, еще не предано огласке. Я знаю, что у копов есть бухгалтерские книги и письма, конфискованные ими в этой квартире, которые подтверждают так называемую версию Фиша и которые не использовались на суде. Мне известно, что лабораторные анализы подтвердили слова Хауптмана о том, что эти деньги промокли. И мне известно, что Фиш был мошенником, занимавшим деньги у друзей, якобы для того, чтобы вложить их в дело. Но на самом деле никакого дела не было. Опираясь на десятки случаев, о которых я узнал, я уверенно могу вам сказать, что Изидор Фиш ни разу не возвращал своих долгов.
- По вашему выходит, что он был мелким жуликом. Но, может быть, он был мошенником крупного калибра?
О'Нейл покачал головой и цокнул языком.
- Этого я не знаю. Мог ли он участвовать в этом похищении? Разумеется. Но сказать, что он был его организатором, я не могу. Я знаю одно: дом, в котором он снимал квартиру, стоит в самом центре района, контролировавшегося итальянской мафией.
- Территория Лусиано?
- А знаете ли вы, парень из Чикаго, - продолжал он, не ответив на мой вопрос прямо, - какой бизнес после отмены "сухого закона" является для Лусиано самым доходным?
Я кивнул:
- Наркотики.
- Верно. И тут рядом Иззи Фиш импортирует меха и путешествует в Европу. Не кажется ли вам, что он мог импортировать не только котиковый мех? И я смог установить, что Фиш был связан по крайней мере с одним из бандитов Лусиано, парнем по имени Чарли Де Грэзи, которого, к сожалению, уже нет в живых. Дальше выяснять я не стал, потому что это было небезопасно.