- Никто вам не верит, Минз, - сказал я.
- Простите?
- Никто не верит, что вы были вдохновителем этого похищения. Вы волк, прикинувшийся невинной овечкой.
Он негромко рассмеялся:
- Хорошо сказано, Геллер. Хорошо сказано. А вы сами что думаете?
- Я думаю, вы на этот раз впервые в своей жизни говорили правду или по крайней мере больше правды, чем обычно. А вот действительно ли вы хотите, чтобы вам поверили, или нет, это вопрос, на который я не осмелюсь ответить. Можно только догадываться о том, что происходит в темных коридорах вашей души.
Он кивал, улыбаясь своей проказливой улыбкой.
- На месте Аля Капоне, - сказал я, и улыбка его моментально исчезла, словно одно это имя приводило его в замешательство, - я использовал бы вас в качестве посредника. Как человек со связями в кругах бутлегеров, в политических кругах и высшем обществе вы являетесь идеальным посредником для Капоне, если не учитывать, конечно, что вы совершенно ненадежный человек.
- О, - сказал Минз, качая в воздухе указательным пальцем. - Ну а если я боялся бы своего нанимателя...
- Если бы им был Капоне или кто-нибудь, равнозначный ему, с Восточного побережья, например Лусиано или Шульц, вам пришлось бы действовать честнее, чем обычно, чтобы не накликать беду на ваш толстый зад.
- Геллер, это некрасиво с вашей стороны. Использование таких выражений неуместно в присутствии миссис Мак-Лин.
- Идите к черту, сэр, - сказала она ему.
Он явно упал духом.
- Возможно, я обидел вас, моя дорогая, но между старыми друзьями не должно быть столь враждебных отношений.
- Она заслужила право так относиться к вам, отдав вам сто тысяч, которые исчезли, - заметил я.
- Сто четыре тысячи, - поправил он меня.
Я с улыбкой покачал головой:
- Ни стыда, ни совести у вас нет, Минз.
- Я не в силах контролировать свое воображение, - мрачно проговорил он. - Мои фантазии - побочный продукт душевной болезни. Поэтому, друзья мои, я и настоял на том, чтобы меня положили в эту больницу.
- А может быть, вам просто не понравилась тюрьма в Ливентворте?
- Признаюсь, здесь действительно поприятнее, - весело проговорил он. Потом лицо его стало серьезным: Понимаете, я надеюсь, что мне сделают операцию на мозге, после чего я смогу быть нормальным членом общества и меня можно будет досрочно освободить из тюрьмы.
Гастон Минз пытался осуществить свою последнюю и самую крупную аферу: он тешил себя надеждой, что ему когда-нибудь удастся выйти из тюрьмы, хотя стеклянный взгляд его глаз говорил о том, что он сам не особенно верил в свой успех.
- Скажите мне одну вещь, Минз, - сказал я. - Пожалуйста, будьте со мной хоть раз откровенны, потому что то, о чем я вас спрошу, не имеет большого значения. Мне просто хочется знать.
- Геллер, мы с вами друзья уже много лет. Неужели вы думаете, что я откажу вам в такой мелкой услуге? Спрашивайте.
- В тридцать втором году я, Эвелин и ее служанка Инга останавливались в ее сельском имении под названием Фар Вью, и ночью кто-то ходил по дому, стягивал с постелей простыни, топал по полу запертого верхнего этажа. Это случайно не вы старались нас напугать?
- А, Фар-Вью, - задумчиво проговорил Минз. - Говорят, в нем обитают привидения, знаете. По ночам с грохотом падают некоторые вещи, не так ли?
- Я думаю, вы это знаете лучше нас.
Ему понравилось мое замечание.
- Даже через столько лет вы не можете забыть о своей встрече со сверхъестественным, Геллер, не так ли? Это вы-то, упрямый, проницательный реалист!
- Вы не хотите быть со мной откровенным, Минз?
- Геллер, вы из тех людей, что занимаются любовью с женщиной при включенном свете, - он с извиняющимся видом повернулся к Эвелин: Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, Одиннадцатый. - Он снова посмотрел на меня с осуждающим и одновременно веселым выражением на лице. Разве вы не знаете, что в жизни есть вещи, которые лучше хранить в тайне?
- До свидания, Минз, - сказал я, вздохнув.
Эвелин ничего не сказала ему.
- Спасибо, что зашли, друзья мои, - бодро сказал он. - Да, Одиннадцатый, если я вспомню, с какого пирса бросил ваши деньги, то сразу свяжусь с вами.
Мы оставили его сидящим на кровати; с глупой улыбкой на унылом лице он походил на Траляля, у которого умер Труляля*.
______________
* Комические персонажи из книги Л. Кэрролла "В Зазеркалье".
* * *
Френдшип, имение Мак-Лин за высокой стеной в предместье Вашингтона, было меньше Белого дома. Чуть меньше. Ее дом на Массачусетс Авеню, самый большой частный дом, в котором я когда-либо бывал, мог сойти здесь за крыльцо.
- Здесь раньше был монастырь, - сказала она, когда я свернул машину на подъездную дорогу, расположенную на замечательно благоустроенном участке. Ты можешь себе представить, что за этими садами, за этими кустами ухаживают монахи в своих коричневых одеяниях? Десятки давших обет послушания садовников.
- Таких работников сейчас не найти, - сказал я.
День был холодным и пасмурным, наступали сумерки, и большой дом, построенный в начале девятнадцатого столетия, вырисовывался перед нами похожей на мираж громадой. Я объехал французский фонтан и с позволения Эвелин остановил "пакард" перед домом.
Я привык быть возле Эвелин, которая несмотря на свою склонность к мелодраме и озорству была женщиной сугубо практической; по дороге мы даже поужинали в дешевом ресторане-закусочной, где она с удовольствием съела жирный гамбургер и еще более жирную картофельную стружку, обжаренную в масле. Но я не забывал, что имею дело с дамой, которая обедала с руководителями государства и принимала в своем имении светское вашингтонское общество; в имении этом, как я обнаружил, имелись площадка для гольфа, теплица и пруд для домашних уток.
Сегодня я проводил вторую ночь в имении Френдшип. Поездка в Норфолк заняла всю среду: мы утром выехали из Нью-Йорка, во второй половине дня встретились с Кертисом и вернулись в Вашингтон вечером, чтобы на следующий день навестить Минза в больнице святой Элизабет. Во Френдшипе у меня была своя комната, как и в нью-йоркской гостинице, где мы провели одну ночь. Мы с Эвелин прекрасно ладили, но до интимности дело не доходило.
Мы сидели, развалившись в мягких креслах, стоящих под углом к камину, в котором лениво потрескивал огонь, отбрасывающий желтые блики на стены гостиной; над камином висела написанная масляными красками картина, изображающая отца ее мужа. Стены гостиной были покрыты бледной штукатуркой результат недавней реконструкции дома, - в ней стояла новая дорогая современная мебель из темного дерева и было много приставных столиков с красивыми лампами и семейными фотографиями; несмотря на огромный и явно старинный восточный ковер, обстановка здесь казалась более современной, чем в любой комнате дома на Массачусетс Авеню.