- С кем ты разговаривал, Нейт?
Я повернулся на стуле и увидел Эвелин, стоящую в двери кабинета. Я не знал, сколько времени она там стояла. Она казалась немного смущенной. На ней были широкие черные брюки и черный кашемировый свитер, украшенный жемчужинами; она выглядела модной, изящной и чуть уставшей. У нее тоже был трудный день.
Я встал, с улыбкой подошел к ней, положил руки на ее крошечную талию.
- С одним своим знакомым из Чикаго, - сказал я. - Мы обменялись с ним мнениями по одному вопросу.
- О, - произнесла она с некоторым беспокойством. Потом на лице ее появилась девчоночья улыбка. - Нейт, у меня есть потрясающая новость. Моя поездка в Нью-Хейвен увенчалась успехом!
- Что? - я почти забыл, чем она занималась до сегодняшнего дня: проверяла информацию, которую дал Эдгар Кейси во время своего сеанса. Молодец, ничего не скажешь.
- Ты будешь мной доволен. Я даже не хочу освежаться. Пойдем в другую комнату и поговорим.
В темной гостиной снова ярко горел камин; она подвела меня к нему, опустилась и, будто кошка, свернулась на восточном ковре, купаясь в тепле камина, окрасившего ее сочным оранжевым цветом. Стоя над ней, я предложил принести нам выпить со стоящей неподалеку тележки со спиртным; она согласилась и попросила шампанского (чтобы отпраздновать успех), с загадочной улыбкой глядя на огонь, похожая одновременно на искушенную даму с обложки журнала "Вог" и девочку-скаута.
Она маленькими глотками пила вино, а я, приняв возле нее индийскую позу, пил коктейль "Бекарди".
Она начала издалека:
- Как ты провел этот день?
Я еще раньше решил не рассказывать ей о пленении Уэндела - это только расстроило бы ее. Я ограничился тем, что изложил ей рассказ Паркера о своем подозреваемом, и больше ничего рассказывать не стал.
- Ты думаешь, этот Уэндел мог свершить это похищение или как-то участвовать в нем? - спросила она.
- Возможно. Но этим вопросом занимается Паркер. Мы должны двигаться в другом направлении. А теперь, Эвелин, я знаю, тебе не терпится рассказать мне о том, что ты обнаружила. А мне до смерти, - солгал я, - хочется тебя выслушать.
Она приподнялась и заняла более серьезную позу.
- В своих записях, Нейт, ты отметил, что Эдгар Кейси говорил о доме в восточной части Нью-Хейвена. В районе Кордова, как он сказал.
- Но там нет Кордовы.
Она улыбнулась; глаза ее засверкали, как шампанское в ее бокале.
- Но зато там есть район Довер. Требуется некоторое толкование, помнишь? Человек в трансе произносит слова нечетко; в конце концов, он собирает информацию, рассеянную в космосе.
- Согласен, - сказал я. На меня произвела некоторое впечатление ее идея относительно Кордовы-Довера, но нельзя сказать, что я был от нее в восторге.
- Мы с Гарбони, - сказала она, - смогли найти плотно застроенный заводской район в восточной части Нью-Хейвена. Мы остановились там возле бензоколонки и поинтересовались, где находится район под названием Кордова. Нам сказали, что за рекой Куиннипэк есть район, называющийся Довером.
- О'кей, - сказал я.
- Затем я спросила работника, слышал ли он об улице Адамс-стрит. Кейси сказал, что по этой улице можно выйти на Шартен-стрит.
- Правильно, - сказал я. Этот дурацкий разговор начинал мне надоедать. Я сделал глоток "Бекарди", утешая себя тем, что потом лучше буду спать, если смогу сохранить серьезное лицо в течение всего этого разговора.
Сама она была такой же серьезной, как портрет отца ее мужа над камином.
- Работник бензоколонки не знал ни Адамс-стрит, ни Шартен-стрит, и я спросила его, есть ли улицы, названия которых сходны с этими. Он сказал, что есть - Чатам-стрит.
Действительно похоже.
- Мы с Гарбони поехали на Чатам-стрит, следуя по маршруту, указанному Кейси. В соответствии с тем, что он сказал в трансе, ребенка сначала должны были отнести в двухэтажный дом, крытый черепицей, а затем перенести в другой дом по соседству, коричневый дом, расположенный в трехстах метрах от конца Адам-стрит.
- Правильно. Я кое-что запомнил.
Она улыбнулась.
- Кейси назвал номер дома - семьдесят три. И знаешь, что мы обнаружили на Чатам-стрит, 73? Двухэтажный дом, покрытый черепицей!
- Ты шутишь! - Это было невероятно.
- Затем у берега реки, где заканчивалась Чатам
стрит, мы свернули направо, прошли триста метров и увидели коричневое здание, на первом этаже которого находился бакалейный магазин.
- Как называлась улица?
- Не Шартен, - признала она. - Молтби-стрит.
- Но эти названия не имеют никакого сходства, ни фонетического, ни другого какого-нибудь.
- Я знаю. Может, она раньше называлась Шартен-стрит или имела другое, но похожее название. Как бы там ни было, коричневое здание там стояло: на первом этаже магазин, на втором квартира. Мы вошли в магазин, но управляющего там не было, и мы стали ходить по тому району и спрашивать, не знает ли кто жильца, занимавшего квартиру над магазином в 1932 году. Нам посоветовали обратиться к местной любительнице передавать слухи, владелице кондитерской лавки в нескольких кварталах оттуда.
Слушая ее и представляя их мотания по Нью-Хейвену, я был рад, что не поехал туда.
- Мы пошли в ту кондитерскую лавку, и ее хозяйка действительно оказалась очень общительной старушкой. Мы спросили, не доходили ли до нее слухи, что в этом районе мог находиться ребенок Линдберга.
- Да, это было очень остроумно, Эвелин.
Она нахмурилась.
- Представь себе, она слышала об этом! И знаешь, Нейт, я даже не сказала ей о квартире над бакалейным магазином. Совершенно неожиданно она вспомнила, что ходили слухи, что некая пара ухаживала за ребенком Линдберга в той самой квартире! Но в первые недели или даже первые дни после похищения в этом районе шли повальные обыски, и эта пара уехала. Эти обыски произвели большое впечатление на нее и всех жителей этого района. До сих пор те дни здесь называют "временем царя Ирода".
- Почему?
Эвелин с улыбкой пожала плечами:
- Кажется, полицейские заставляли здешних родителей вытаскивать своих младенцев из пеленок; чтобы проверить пол.
Я попытался мягко выразить свой скептицизм:
- Знаешь, Эвелин, я слышал об этих обысках. Дело в том, что некоторые из рабочих, строивших дом Линдберга, были из Нью-Хейвена и их вначале подозревали. Разумеется, это могло дать повод для всякого рода слухов.