Через несколько лет во время своего медового месяца Харлан и его жена наслаждались морским, пейзажем у причала в Уикфорде, штат Род-Айленд, где они ждали парома, идущего на Кейп-Код. К ним подошла пожилая женщина с рыжеволосой девушкой лет двадцати и представилась как миссис Куртцел. Она сказала Дженсену:
- Я знала вас ребенком, помогала ухаживать за вами. Это моя дочь. Она была вам как сестра.
Понятно, что Дженсен был поражен, но потом женщина сказала:
- Можно мне потрогать вмятину в вашей голове?
Удивленный тем, что незнакомый человек знает о его дефекте, оставленном, как ему говорили, щипцами во время его рождения, он позволил ей дотронуться до своего затылка.
- Вы ребенок Линдберга, - уверенно сказала она. - Я помогала ухаживать за вами.
В этот момент подошел паром, и Дженсен с невестой ушли, скрыв свое смущение и страх нервным смехом.
Он начал интересоваться делом Линдберга, много читал о нем, но отвергал точку зрения, что Билл и Сара Дженсены не были его настоящими родителями. Он никогда не заговаривал с ними о "семейном предании", но на смертном одре каждый из родителей пытался ему что-то сказать. Его мать заболела, когда он находился в Корее, и впала в коматозное состояние раньше, чем он добрался до дома; его отец, с которым в 1967 году случился апоплексический удар, пытался сказать сыну что-то важное, но тот не разобрал его слов.
Через несколько лет, когда Дженсен проходил медицинское обследование в связи с головными болями, ему показали рентгеновский снимок и сказали, что в раннем детстве у него был сильно поврежден череп. Врач спросил его также, почему в детстве ему делали так много пластических операций. Дженсен ответил, что ему не было известно об этом. Тогда врач на рентгеновских снимках показал, что восстановительные операции были сделаны у него на лице под глазами и на подбородке, возможно, с целью удаления ямочки.
После этого он всерьез занялся установлением своей личности, посвятил поискам все свое свободное время. В отличие от других кандидатов в дети Линдберга, Дженсен-младший отказался от всех прав на имение Линдберга, о чем сообщил в письме судье по делам о наследствах в Мауи.
Он хотел еще мне о многом рассказать, но я ему не позволил сделать этого. Я сказал ему, что больше не занимаюсь сыскным бизнесом, что у меня нет желания вспоминать о деле Линдберга и нет интереса обсуждать его с кем-либо. После этого он звонил мне, кажется, еще раза три и каждый раз сообщал что-то новое.
Около года назад я сидел в своей небольшой квартире в Корал-Спрингсе; жены, моей второй жены (впрочем, это никому не интересно) не было - она играла в бридж у соседей с такими же старушками, как она сама. Время от времени я хожу на рыбалку, но чаще всего я либо читаю, либо пишу, либо смотрю телевизор. В этот день я, включив видеомагнитофон, смотрел старый фильм Хичкока. Впрочем, что я говорю?! В настоящее время, по-видимому, уже все фильмы Хичкока являются старыми-старыми, как я сам.
Как бы там ни было, я открыл дверь и увидел стройного мужчину лет пятидесяти пяти, казавшегося робким и слегка смущенным. На нем были желтый свитер, надетый поверх светло-синей рубашки, белые брюки и такие же белые туфли на каучуковой подошве; он походил на отпускника.
Как оказалось, он действительно был в отпуске в тот момент.
- Извините, что я не предупредил о своем приходе, - сказал он. Для человека, достигшего пятидесятилетнего возраста, у него было очень молодое лицо; нельзя сказать, что на нем не было морщин, но нос, глаза, рот были совершенно мальчишескими. - Мы с женой приехали к ее маме, которая живет здесь, ну я и... Меня зовут Харлан Дженсен.
- А! О да.
- Я знаю, вы не хотите со мной знакомиться, но я подумал, раз уж мы сюда приехали и я знал, что вы здесь живете, и...
- Проходите, мистер Дженсен.
- Благодарю вас. У вас здесь уютно.
- Благодарю. Присаживайтесь сюда, за кухонный стол.
Он сел и начал рассказывать мне свою историю; ему хотелось поделиться со мной известными ему фактами, слухами и гипотезами. Очевидно, этот поиск и находки терзали его душу.
- Я разыскал дочь женщины, которая подошла ко мне на причале во время нашего медового месяца, - сказал он. - Ее мать умерла, но дочь, эта рыжеволосая женщина, по-прежнему жива и здорова.
- Как вы ее нашли?
- Вы знали Эдгара Кейси, известного экстрасенса, который сделал предсказание в отношении этого дела?
- Вот как? Нет, не знал.
- Ну, в общем, мы с женой отправились туда, куда он указывал. Мы попытались разобраться в том, что он говорил, иначе толковать его слова и поняли, что важно не написание того или иного названия, а его фонетическое звучание при произношении. И мы нашли на Молтби-стрит в Нью-Хейвене дом, в котором, по-моему, меня могли держать в детстве.
- Да?
- Я узнал, что в 1932 году в том доме проживала Маргарет Куртцел, женщина, которая подошла ко мне в Уикфорде. Через ее сестру мне удалось разыскать ее дочь. Она до сих пор проживает в Мидлтауне, штат Конектикут.
- Вот как?
Он вздохнул.
- Ей мало что было известно. Она знает только, что мать ее была медсестрой, но работала не в больнице, а на частных врачей. Она сказала, что ее мать всю жизнь говорила, что Хауптман невиновен. Но ей неизвестно, действительно ли мать ее ухаживала за ребенком Линдберга.
- Понятно.
- Вы знаете, я уже столько лет пытаюсь разобраться с этим вопросом. Он сводит меня с ума. Я воспользовался законом о свободе информации, чтобы получить отпечатки пальцев того ребенка, но они пропали.
- Гм. Когда-то их было хоть отбавляй.
- Кто-то в какой-то момент избавился от них. Я пытался обратиться к миссис Линдберг, но это было бесполезно. Вы знаете, что сейчас делают анализ ДНК и...
- Они с мужем много лет назад решили, что их ребенок умер.
Он устало покачал головой.
- Что вам от меня нужно, мистер Дженсен? Я уже давно не работаю сыщиком.
- Я хочу, чтобы вы рассказали мне то, что вам известно.
Черт. Как мог я сказать этому парню, что если бы в 1932 году у меня хватило смелости войти в этот чертов женский туалет на вокзале "Ла Сал Стрит Стэйшн", то вся его жизнь сложилась бы иначе? Независимо от того, был он Чарльзом Линдбергом-младшим или не был.