Мужчина в темном пальто и в темной фетровой шляпе прижимал к своему лицу белый платок, когда разговаривал с профессором через решетку железных ворот.
- Деньги у вас с собой? - спросил мужчина.
- Нет, - сказал Кондон. - Я не смогу принести денег, пока не увижу свертка.
Разумеется, под "свертком" профессор подразумевал ребенка.
В этот момент тишину ночи нарушил треск ломающейся ветки, напугавшей обоих мужчин.
- Коп! - воскликнул мужчина. - Вы привезли его с собой!
В этот момент мужчина забрался на ворота и несколько мгновений взирал на Кондона без платка на лице.
- Вы привели конов!
- Нет! Я ни за что бы не сделал этого...
- Это слишком опасно!
Я прервал Кондона и попросил его описать мужчину.
- Я видел его лишь несколько мгновений, - сказал Кондон.
- Но вы сидели и разговаривали с ним целый час!
- В темноте. К тому же шляпа его была опущена, а воротник пальто поднят, - заметил Кондон. - Но я осмелюсь сказать, что рост у него около пяти футов восьми дюймов, возраст - от тридцати до тридцати пяти, вес вероятно, около ста пятидесяти фунтов. Волосы светлые или каштановые.
- Вы сказали, что он не снимал шляпы.
- Да, но цвет я смог определить по его бакенбардам и волосам вокруг ушей. У него были миндалевидные глаза, как у китайца.
- Какой-нибудь особенности его речи вы не заметили?
- Да. Буквы "т" он произносил как "д", а "к" как "г".
- То есть он немец?
- Мне он показался скандинавом.
После непродолжительной словесной перепалки между ними мужчина побежал через улицу (передо мной, сидящим в припаркованной колымаге) к парку.
Кондон побежал туда за ним, и они сели на скамью возле хижины садовника.
Кондон утверждал, что поругал мужчину за то, что тот вел себя оскорбительно.
- Вы мой гость! - сказал он.
После того как Кондон воодушевленно прочитал ему лекцию по этике выкупа, наступило молчание, которое нарушил "гость".
- Это слишком опасно. Мне могут дать тридцать лет. Или казнят на электрическом стуле. А я всего лишь посредник.
Кондону его слова не понравились.
- Почему это вас казнят?
- Если ребенок умрет, то меня казнят.
- Умрет?! Что вы здесь делаете, если - ребенок умер?
- Ребенок не умер, - сухо проговорил мужчина, что вселило в Кондона надежду. - Меня не казнят, если он не умрет?
- Я учитель, а не адвокат, сэр. Ребенок хорошо себя чувствует?
- Лучше, чем до похищения. Мы даем ему все продукты, список которых опубликовала в газете миссис Линдберг, и даже больше того. Скажите ей, чтобы она не беспокоилась. И полковнику тоже скажите, чтобы он не беспокоился. Ребенок в полном порядке.
- Можете вы доказать, что я разговариваю с нужным мне человеком?
- У вас есть письмо с моей подписью. Такая же подпись была на записке, которую я оставил в детской кроватке.
Здесь я перебил Кондона и сказал:
- Но записка была не в кроватке, она была на подоконнике.
Кондон сделал небрежный жест рукой:
- Это небольшое несоответствие - ничто по сравнению с доказательством, которое мне удалось получить.
Сидя со своим "гостем" на скамейке, Кондон вытащил из кармана полотняный мешочек, открыл его и извлек английские булавки, которые он взял в детской Линдбергов:
- Что это такое?
- Булавки с кроватки ребенка.
Тут я с сомнением покачал головой, и Кондон сказал мне:
- Таким образом, я доказал, что это похитители, и больше нет и тени сомнения в том, что я действительно разговаривал с человеком, который вошел в детскую и поднял ребенка с кроватки!
- Профессор, - сказал я, - не надо быть гением, чтобы догадаться, что эти булавки могли быть приколоты к постели ребенка.
- Но он опознал их как булавки, которые были на кроватке ребенка Линдбергов.
- Да, конечно. Как будто он мог предположить еще какого-то ребенка. Ну да ладно. Продолжайте, продолжайте.
Кондон попросил мужчину назвать свое имя.
- Джон, - сказал тот.
- Меня тоже зовут Джоном. Откуда вы, Джон?
- С севера. С места, которое находится дальше, чем Бостон.
- Чем вы занимаетесь, Джон?
- Я моряк.
- Bist du Deutche?*
______________
* Вы немец?
На этот вопрос Кондона мужчина ответил озадаченным взглядом; профессор переспросил его на английском:
- Вы немец?
- Нет, - сказал Джон. - Я скандинав.
После этого Кондон принялся пространно объяснять "Джону", что его (то есть "Джона") мать, если она еще жива, без сомнения, осудит эту недостойную деятельность. Затем, в связи с тем, что было холодно. Кондон потратил еще немало времени на то, чтобы убедить своего "гостя", у которого был сильный кашель, надеть его (то есть Кондона) пальто.
Ребенок, сказал "Джон" профессору, находится на корабле ("на горабле", произнес он). Корабль стоял на якоре в шести часах плавания, и его можно было узнать по двум кускам белой материи на мачтах. Сумму выкупа повысили потому, что Линдберг нарушил указания и обратился в полицию; кроме того, похитители решили отложить деньги на случай, если им понадобятся адвокаты. Банда похитителей насчитывала шесть человек, двое из которых - женщины. Босс "Джона", или "номер первый", был "умным человеком", который работал на правительство. "Номер первый" получит двадцать тысяч из требуемых семидесяти а "Джон" и еще двое мужчин и две няньки получат каждый по десять тысяч долларов.
- Мне кажется, вы выполняете наиболее опасную работу, - сочувственно проговорил Кондон.
- Я знаю.
- И вы получаете за это лишь десять тысяч долларов. Я не думаю, что для вас это справедливая доля.
- Я знаю.
- Послушайте, Джон, бросьте их. Поедемте со мной в мой дом. Я дам вам тысячу долларов из своих сбережений и постараюсь убедить полковника Линдберга дать вам еще денег. В этом случае вы будете на стороне закона.
Джон покачал головой и сказал:
- Нет, я не могу сделать этого. Босс меня кокнет. Они меня продырявят.
- Вас всех поймают, Джон! Подумайте о своей матери!
- Нас не поймают. Мы все тщательно продумали. Мы готовились к этому похищению целый год.
Затем Кондон предложил обменять себя в качестве заложника на ребенка, и когда "Джон" отверг его предложения, попросил хотя бы отвезти его к ребенку. Разумеется, "Джону" не следовало рассчитывать на то, что люди Линдберга заплатят выкуп предварительно, не взглянув на ребенка.