- Я наклеил это на пакет, - сказал он, беря ярлык обратно, - для того чтобы застраховать вас. Если я найду свою гибель, участвуя в этом предприятии, вы получите свои деньги обратно.
Уже по одному его виду я понял, что этот пакет слишком мал, чтобы вмещать сто тысяч долларов в мелких купюрах; я, однако, сказал об этом позднее. И неужели ящик его стола и был тем сейфом, в котором, как он утверждал, хранятся деньги?
- Если вы хотите, - сказал он ей, - я возобновлю переговоры с ними.
- Сделайте это, - резко сказала она. - Я возвращаюсь в Вашингтон. Держите меня в курсе событий, мы с вами выберем новое место, где будет возвращен ребенок. Но если вы меня обманываете, то закончите свою жизнь за решеткой.
Тон у нее тоже был драматичным, только она не лгала.
- Одиннадцатый, - мрачно произнес он, - вы видели внизу моего сына, не так ли? Уже одна мысль о нем не позволит мне сделать что-либо предосудительное. Этот мальчик теперь - моя жизнь.
Мы покинули Минза, его захламленный кабинет его опрятный дом и симпатичного мальчика, сели в зеленовато-голубой "линкольн" и начали разговаривать.
- Ты думаешь, что он лжет, не так ли, Нейт?
- Я знаю, что он лжет. Трудность в том, что, являясь профессиональным жуликом, он знает, что здание лжи нужно строить на тонком фундаменте правды. Он обладает кое-какой достоверной информацией - вопрос в том, где он ее взял. Насколько он близок к настоящим похитителям?
Рот ее превратился в тонкую решительную полоску.
- Я доведу это дело до конца.
- Лучше позволь мне, и я поручу довести его до конца парням из министерства финансов. Они легко выследят его сокамерника. Лиса, если он существует.
- Нет! Нет! Это может все испортить... Ребенок может пострадать...
Теперь она разговаривала, как Линдберг.
- Эти парни из министерства юстиции арестовали Капоне, - сказал я. Они могут...
- Нет. Если ты сделаешь это, я позвоню Огдену, и он все отменит.
- Огдену?
- Огдену Миллсу. Министру юстиции.
Ее речь все больше напоминала речь Линдберга.
- О'кей, Эвелин. О'кей! Но боюсь, теперь мне придется уехать. Я отвезу тебя в Фар-Вью, но мой совет тебе - предоставь Минза властям. Ты еще можешь получить назад свои деньги и кое-какую информацию о похищении в придачу.
- Нет, - твердо сказала она.
Я проговорил с натянутой улыбкой на лице:
- Ты помнишь, какой сегодня день, Эвелин? Первое апреля. День смеха.
- Это жестоко.
- Ты сама сказала, что это жестокий мир.
- Обещай мне, Нейт. Обещай, что ты не станешь вмешиваться в мой план.
- Эвелин...
- Обещай мне! Обещай!
Она дотронулась до моей щеки; в глазах ее надежда смешалась с отчаянием.
- Хорошо, - сказал я. - Хорошо.
И я повез ее в Фар-Вью. Мы не разговаривали. Нельзя сказать, что мы злились друг на друга, но мы не разговаривали.
В комнате, где мы с Эвелин накануне ночью ждали появления призраков, я сложил свои вещи и пистолет в сумку и оставил миссис Мак-Лин наедине с домовыми. Когда я спустился вниз, Инга сказала, что мне звонили, и протянула мне сложенный листок бумаги; я сунул его в карман, не читая, потому что подошла Эвелин.
- Может быть, мне отвезти вас с Ингой в "Вашингтон? - сказал я.
- Я сама могу водить машину, - беззлобно проговорила Эвелин. - Знаешь, мне действительно не нужен шофер. Это всего лишь еще одна пустая роскошь в моей жизни.
- Эвелин, я знаю, у тебя добрые намерения. Но ты взялась за очень непростое дело.
- Я рискую только деньгами, Нейт. Если я смогу спасти этого ребенка...
- Эвелин... - Я огляделся: мы были в кухне одни. Я ждал смотрителя Гаса, который должен был отвезти меня на железнодорожную станцию. Я поцеловал ее крепким, долгим поцелуем.
- Я вернусь, - сказал я.
Она снова дотронулась до моего лица:
- Я буду ждать.
Когда я вышел из дома и направился к пикапу Гаса, она провожала меня взглядом, стоя в дверях черного хода, словно еще один призрак в этом Богом проклятом доме.
В машине я развернул листок, который передала мне Инга - сообщение было от Брекинриджа.
В нем говорилось: "Джефси получил известие от Джона".
Глава 20
Я сидел в удобном кресле возле потрескивающего в мраморном камине огня в роскошной библиотеке с высокими потолками, достойной особняка Эвелин Уолш Мак-Лин на Массачусетс Авеню; только я находился не в Вашингтоне, округ Колумбия. Я был в Манхэттене, в величественном сером доме неподалеку от Центрального парка, на Восточной 72-й стрит, нью-йоркской резиденции сенатора Морроу, тестя Линди.
Рядом за круглым столом из красного дерева с суровым видом сидели Элмер Айри и Фрэнк Уилсон, агенты Налогового управления, чьи одинаковые очки с черной оправой, черные костюмы и темные галстуки делали их зеркальными отражениями друг друга; только, глядя друг на друга, они почему-то не улыбались. Уилсон выглядел более беспокойным из этой пары: он непрестанно барабанил по столу пальцами и поглаживал свою лысеющую голову в поисках остатков волос. Айри сидел неподвижно, как статуя. Но нервничали оба.
Я тоже нервничал.
Мы ждали.
Всю вторую половину дня я с Линдбергом, Брекинриджем и профессором Кондоном находился в доме профессора; Айри и Уилсон туда не пошли, опасаясь, что за домом ведется наблюдение. У Кондона мы занимались окончательными приготовлениями, в том числе запихивали два свертка с деньгами, перевязанные шнуром, в копию старинной избирательной урны - продолговатую деревянную коробку с медными петлями и зажимами. Не знаю, делал ее первоклассный столяр из Бронкса или нет, но она не выдержала массы денег, и одна сторона ее треснула. Сверток с двадцатью тысячами пришлось нести отдельно, а коробку обмотали веревкой.
Наши действия были ответом на письмо, которое пришло Джефси с первоапрельской почтой, когда меня в Нью-Йорке не было. Содержание было следующее:
Дорогой сэр!
Приготовьте денги вечером, в субботу. Мы сообщим вам, куда и как послать их. Денги должны быдь в одной пагете; мы хотетьу чтобы вы положить их определенное место. Не бойтес, что кто-то другой заберет их; мы наблюдать внимательно. Пожалуйста дайте нам знать, если вы согласны и готовы действовать субботу вечером - если да - поместите в газету это: "Да, все в порядке".
Дело очень простой, но мы очень скоро выясним, если есть какой-нибудь ловушка. Через 8 часов вы получить адрес ребенок. Там вы найдете две женщины. Они ни в чем не виноваты.