Мы приземлились на взлетно-посадочной полосе в Лонг-Айленде. В загородном авиационном клубе, неподалеку от Хиксвилля, нас ждала машина - об этом позаботился Линдберг. Мы все влезли в нее и молча доехали до Манхэттена. Узел с одеялами, детской одеждой и молоком остался в гидроплане. Молоко к этому времени, должно быть, все равно прокисло.
Линдберг заговорил только тогда, когда машина остановилась перед светофором на 3-й Авеню.
- Я довезу вас до дома, профессор.
- Прощу вас, не надо, полковник, - сказал Кондон; он опять сидел между мной и Айри на заднем сиденье. - Выпустите меня здесь. Я прекрасно доберусь до дома на метро.
- Я довезу вас, - голос Слима был на удивление холодным.
- В этом нет необходимости, - в голосе Кондона явно сквозило отчаяние.
- Ладно. - Линдберг остановил машину напротив перехода, ведущего к одной из станций метро. Он повернулся и посмотрел на нас. Лицо его было изможденным и мрачным. - Знаете, нас обманули.
Кондон ничего не сказал. Его губы под длинными усами дрожали.
Линдберг вышел из машины и выпустил Кондона; при этом мне самому пришлось выйти из машины, и я услышал, как Слим холодно сказал:
- Ну, профессор, сколько я вам должен за ваши услуги?
Мне показалось, Кондон сейчас расплачется. Он опустил голову, и лицо его при этом было ужасно несчастным. Невероятно, но мне стало жаль старика.
- Вы... Вы мне ничего не должны.
Кажется, Линдберг в этот момент несколько смутился.
- Было бы лучше, если бы вы позволили мне возместить вам...
- Нет, - проговорил Кондон с долей достоинства. - Я никогда не беру денег у людей, которые беднее меня.
Кивнув Линдбергу и затем мне, он спустился к станции метро.
После того как Линдберг высадил Айри и Брекинриджа на соответствующих остановках Манхэттена, я пересел на переднее сиденье, и мы отправились в Хоупуэлл. Я вновь заснул, и когда проснулся, мы уже ехали по дебрям Нью-Джерси.
Линди посмотрел на меня и печально улыбнулся:
- Ожили, Нейт?
- Да как сказать. Как вы себя чувствуете?
- Я думаю. Как вы считаете, этот старик нас надул?
- Кондон? Не знаю. Я все думаю о тех спиритах из Гарлема, которые знали о нем еще до нас.
Линдберг кивнул:
- Я пока еще не списываю со счета его и выкуп, который я заплатил. Завтра я снова отправлюсь на поиски.
Я пожал плечами:
- Возможно, вы были правы, когда сказали, что их отпугнула береговая охрана. Они могли замаскировать "Нелли", спрятать судно в какой-нибудь небольшой бухте.
- Это возможно, - с радостью согласился он. -Когда мы приедем домой, я позвоню в аэропорт Ньюарка, чтобы мне подготовили моноплан.
- Отлично.
Некоторое время мы ехали молча; по обе стороны дороги был лес.
Потом он сказал:
- Вы завтра сможете полететь со мной на поиски? Мы с вами будем одни.
- Ну... о'кей. Но только чтобы без всяких розыгрышей, о'кей?
Он выжал из себя улыбку:
- О'кей.
С Армуэлл-роуд он свернул на грунтовую Федербед-Лейн. Вскоре впереди показался большой дом; несмотря на то что приближалась полночь, несколько его окон были освещены. Люди не спали.
- О Боже, - сказал он. - Это будет нелегко. Вы только посмотрите!
- Куда?
- На детскую.
В этой угловой комнате на втором этаже горел свет - окно ее светилось, словно маяк. Мать в ней с нетерпением ожидала своего ребенка.
Глава 22
Для особняка на Массачусетс Авеню эта гостиная была маленькой; несколько диванов, сгруппировавшихся вокруг одного из раскиданных там и сям мраморных с золотыми прожилками каминов, в которых лениво потрескивал огонь, создавали уютную, даже интимную атмосферу. Лестница без перил у одной из стен вела на балкон, расположенный по всему периметру комнаты, глядя на который создавалось впечатление, что находишься где-то внизу, ниже уровня пола.
Эвелин удобно расположилась у подлокотника одного из диванов, будто позировала для портрета в классическом стиле, только на ней опять был простой желто-коричневый купальный халат в клетку, который я уже видел во время моего первого визита к ней. Бриллианта Хоупа нигде не было видно. Возможно, его в тот момент носил пес Майк, но и пса нигде не было видно. В полумраке ее лицо казалось красивым, но усталым и печальным, точнее меланхоличным - ведь богатые не печалятся, а впадают в меланхолию.
Я сидел рядом, и хотя она в тот момент была не в духе, наслаждался ее близостью. Мне нравилась эта женщина, несмотря на ее возраст и эксцентричность. Она была хорошим человеком с добрым сердцем... и пахло от нее тоже хорошо. У нее были большие твердые груди и она была очень, очень богатой. Разве такая может не понравиться?
Но ее меланхолия была заразительной. Мной завладело отвратительное чувство, что все мы - Линдберг, Брекинридж, Шварцкопф, Кондон, агенты Айри и Уилсон, командор Кертис, Эвелин Уолш Мак-Лин и коп из Чикагского полицейского управления Натан Геллер - отправились в какое-то дурацкое путешествие, и там, куда мы пришли, не было, да и не могло быть, никакого ребенка. Через месяц и неделю после похищения вероятность того, что ребенок благополучно вернется домой, была такой же эфемерной, как и вероятность, что Чарльз Август Линдберг начнет, наконец, внимать голосу рассудка.
На рассвете в понедельник, сразу после безуспешных воскресных поисков на самолете-амфибии Сикорского, мы с Линдбергом вновь поднялись в небо; аккуратно пилотируя моноплан Локхид-Вега, Одинокий Орел прочесывал прибрежные воды Атлантического океана, и Одинокий Пассажир - я - помогал ему в этом. Полет больше не доставлял мне неприятных ощущений - возможно, причиной этому был Слим, который летал на этот раз гораздо спокойнее, не пикировал неожиданно для меня и не проносился, как окаянный, над самой поверхностью воды. Он захватил с собой одеяло и небольшой чемодан с одеждой Чарли, однако молока на этот раз не было. Мы кружили над островами Элизабет, над Мартас Виньярд, катера береговой охраны по-прежнему патрулировали пролив, поверхность которого в этот день была темно-голубой, как и поверхность знаменитой побрякушки.
Однако никакого судна, похожего на "Нелли", мы так и не увидели, и к полудню лицо Линди окаменело от отчаяния. Он не говорил этого, но я знал, что он думал о командоре Кертисе и норфолкском комитете, когда с наступлением сумерек он, прежде чем возвращаться в аэропорт, полетел на юг аж до самой Виргинии.