- Я могу. Разве имеют шанс слова Гастона Минза, который способен барона Мюнхгаузена превратить в Авраама Линкольна, произвести впечатление на махровых бюрократов?
- Что же теперь нам делать?
Я набрал еще один междугородный номер. Позвонил полковнику Шварцкопфу в имение Линдберга. Но о двух Максах я ему не сказал ни слова.
- Один человек, пожелавший остаться неизвестным, - сказал я, - дал мне сведения о Вайолет Шарп.
- Это надежный источник? - с сомнением в голосе спросил Шварцкопф.
- Весьма надежный, - сказал я, осознавая, что, возможно, был первым человеком в истории, назвавшим Гастона Минза "весьма надежным" источником.
- Очевидно, она является тем "своим" человеком, который содействовал похитителям, - сказал я, - хотя, возможно, что она не отдавала себе отчета в своих действиях.
- Я попрошу инспектора Уэлча заняться этим.
- Хорошо, только, пожалуйста, скажите этому сукиному сыну, чтобы он проявил хоть немного такта, и если он не знает, что это такое, объясните ему.
Шварцкопф ничего не ответил; ни один из нас не нашел, чем заполнить наступившую тишину, и разговор тем и закончился.
- Еще один звонок, - сказал я Эвелин, которая по-прежнему слушала, затаив дыхание. Я снова вызвал телефонистку междугородной связи и позвонил Элиоту Нессу в Транспортейшн Билдинг в Чикаго.
- Что ты можешь мне сказать, - спросил я - о Максе Гринберге и Максе Хэсселе?
- Настоящее имя Хэссела - Мендел Гассел. Русский иммигрант, по профессии перевозчик нелегальных спиртных напитков, который шесть или семь лет назад заплатил крупный штраф за неуплату налогов, - деловитым тоном проговорил Элиот. - Гринберг - это головорез из Сент-Луиса, который, если так можно выразиться, остепенился. Они оба опасны, но у Гринберга к тому же есть мозги.
- Еще что-нибудь о них можешь сказать?
- Обычный материал, - сказал он спокойно. - В 24-м или в 25-м наше подразделение по борьбе с наркотиками обвинило Гринберга в перевозке двух чемоданов героина в Дулут. Однако добиться его осуждения мы не смогли. Ему также удалось избежать наказания в связи с несколькими обвинениями в поджогах и нападениях. Потом Большой Мэкси зарабатывал на проститутках, которых держал в своей гостинице где-то в Нью-Йорке, пока не обратил свой взор на незаконную торговлю спиртными напитками.
- Похоже, он настоящий капиталист. Вы бы с ним чудесно сошлись, ведь вы оба республиканцы.
- Должно быть, тебе неплохо там живется, если ты можешь позволить себе оскорблять меня во время междугородного разговора.
- Я звоню за чужой счет. Послушай, почему Уэкси Гордон и Датчанин Шульц разругались? Я думал, что они союзники.
- Ирвинг Векслер и Артур Флегенхеймер, - насмешливо проговорил Элиот, используя их настоящие имена, - ожидают, что в относительно недалеком будущем ваш покорный слуга останется без работы.
- Что?
- Они знают, что производство и торговля пивом скоро станут законным бизнесом, и теперь нацелились на большой открытый рынок, который даст им больше клиентов, чем их теперешние пивоварни. У Шульца есть пивоварни в Йонкерсе и Манхеттене, у Уэкси - в Патерсоне, в Юнион-Сити и в Элизабете. Оба хотят заполучить оборудование и территорию другого.
- И поэтому их банды стреляют друг в друга?
- Да. И это хорошо.
- Фрэнк Уилсон согласился бы с тобой. А что, разве нельзя просто закрыть пивоварни, о которых ты сказал?
Элиот ответил с ярко выраженным сарказмом:
- Да как же, Нейт?! Они же там делают безалкогольное пиво. Разве ты не знал об этом? Варят круглые сутки, и за неделю одну пивоварню покидает только один или два грузовика с их продукцией. Без сомнения, сотни галлонов настоящего пива текут по канализационным трубам на тайные заводы, где его разливают по бутылкам и бочкам.
- Элиот, как ты думаешь, с кем у Капоне более близкие отношения, с Шульцем или Гордоном?
Последовало короткое молчание.
- Интересный вопрос. Честно говоря, мне неизвестно, имеет ли Снорки какие-либо сношения с Векслером, хотя я бы удивился, если б не имел. - Потом с напускной вежливостью он добавил: - Но не так давно Флегенхеймер навещал Аля Капоне в тюрьме графства Кук.
Я подскочил на стуле.
- Что?
- Да. Снорки вызвал Датчанина. Я слышал, встреча их получилась довольной шумной. Аль выступал в роли посредника в какой-то перепалке на Восточном побережье. Тюремное начальство позволило этим парням воспользоваться для своей беседы камерой, где приводится в исполнение смертный приговор... Аль сидел на электрическом стуле, как король на своем троне.
- Боже. - Даже для Чикаго это выходило за пределы допустимого.
- Впрочем, это не страшно. Снорки ничего не добьется своей последней апелляцией, - резко сказал Элиот. - И в федеральной тюрьме ему не будет так же уютно, как в тюрьме графства Кук. Почему ты задаешь мне эти вопросы?
- У меня есть основание думать, что ребенка Линдберга похитили Гринберг и Хэссел.
- И ты хотел выяснить, мог ли Капоне из тюрьмы повлиять на них?
- Да, - сказал я.
- Мог, - сказал он.
Последовала короткая тишина, нарушаемая лишь треском помех на линии.
Потом я сказал:
- О'кей. Только теперь я не знаю, что мне делать с этим.
- Я бы на твоем месте сообщил об этом Айри и Уилсону.
- Ах да... Ладно, спасибо, Элиот.
- Я еще могу что-нибудь сделать для тебя?
- Конечно. Ты можешь извиниться, что втянул меня в это дерьмовое дело.
Он засмеялся и сказал:
- Приношу свои извинения. Ты уже пробыл там чертовски много времени. Наверно, пора тебе возвращаться домой.
- Уже скоро, - сказал я и, поблагодарив его, положил трубку.
Так я решил сам поговорить с Гринбергом и Хэсселом.
Эвелин хотела, чтобы я пошел к ним и выяснил, могу ли я вести с ними переговоры от ее имени о благополучном возвращении ребенка. Я сказал, что эта мысль мне самому пришла в голову, но пообещал, что если эти двое признаются, что совершили похищение, я позову федералов и мы арестуем этих ублюдков.
- Не надо больше швырять деньги на ветер, - сказал я. - Схватим этих сукиных сынов, если они виноваты, и скажем, что если их люди не отдадут ребенка, то им будет предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления.
- Разве таких людей запугаешь?
- Запугаешь, если сунешь пистолет им в рот.