Двое мужчин переглянулись. Бог свидетель, я по выражению их лиц пытался понять, что у них на уме, но не смог.
- Вы, ребята, кажетесь мне достаточно толковыми, чтобы понимать, что Гастону Минзу доверять нельзя, - сказал я.
Мэкси Гринберг задумчиво кивнул.
- Этот ублюдок лжет, даже когда клянется, - подтвердил Хэссел.
- Вам, ребята, нужен новый посредник, - сказал я, а про себя отметил иронию того, что я предлагаю людям свое посредничество, наставив на них пистолет и заставив одного из них поднять руки, а другого положить их на колени. - Я дам вам деньги, вы дадите мне ребенка.
Хэссел бросил на меня еще один косой нервный взгляд.
Сверля меня глазами, как снайпер, нацеливающийся на свою жертву, Мэкси сказал:
- Кто вы?
- Парень, который хочет заработать немного баксов и вернуть ребенка в его кроватку.
- Почему вы думаете, что ребенок Линди у нас? - спросил Хэссел.
- Разве я упоминал о ребенке Линди? - насмешливо сказал я.
Громкий стук в дверь гостиной напугал меня так, что я едва не открыл стрельбу.
- Это стучат в дверь, - вяло сказал Хэссел, - через которую вы вошли.
Стук продолжался, и кто-то закричал:
- Босс, это Винни! Это Винни, босс! Впустите меня.
Хэссел самодовольно улыбнулся:
- А вот и наш парень Винни. Наверное, мне лучше впустить его, как вы думаете?
- Если он ваш парень, - сказал я, - почему у него нет ключа?
- Должно быть, кто-то забрал у него ключ, - сказал Мэкси.
- Нужно иметь имя "Макс", чтобы получить ключ, - сказал Хэссел. - Клуб для избранных.
- Босс! - вновь раздался крик.
- Если мы не откроем двери, - сказал толстый Мэкси с едва заметной улыбкой на своих тонких губах, - он сломает их.
Я взял Хэссела за руку - она была мясистой, но под жиром прощупывались мускулы.
- Скажите ему, чтобы он ушел. Не надо мудрить. Мы с вами заключим честное деловое соглашение. Чем меньше людей меня увидят, тем лучше.
Он посмотрел на меня своими черными безжизненными глазами и кивнул.
Я подошел к Мэкси и встал у стены чуть левее его между несколькими деревянными картотечными шкафами, в которых было по четыре ящика, и столом, за которым он сидел.
- Если вы пришли по делу, - сказал Мэкси, держа руки на коленях, зачем вам вообще оружие? - При этих словах он наклонил голову вбок, как бы выражая свое непонимание.
- Я люблю вести переговоры с позиции силы.
Из гостиной до нас донеслись искаженные звуки разговора, потом послышался быстрый топот ног и стук опрокинутой мебели. Мэкси дернулся, начал подниматься, но я с размаху ударил пистолетом его в живот. Он упал на стул и громко ударился спиной о стол, ловя ртом воздух.
В этот момент началась стрельба.
Звуки выстрелов были негромкими, приглушенными - вуп! вуп! вуп! вуп! и все-таки это были выстрелы. Некоторые из них раздавались в соседней комнате, и Мэкси, который все еще сидел согнувшись взглянул на меня круглыми осуждающими глазами а я пригнулся, прижался к стене, спрятавшись за картотечными деревянными шкафами, и увидел, как при замедленном показе, что Мэкси тянется рукой к своему пиджаку на полу, нащупывает в кармане пистолет поднимает его - револьвер 38 калибра - садится на край стула и смотрит в сторону двери на что-то или на кого-то, кого я не мог видеть, и как бы собирается оторвать свой толстый зад от стула, только ему этого так и не удалось сделать.
Он откинулся на стуле, прислонившись спиной к стене, словно человек, желающий хорошо побриться только это было не бритье - в него вонзались пули: в грудь, в шею, в лицо; кровь забрызгала неоновую вывеску на стене, руки и ноги его задергались в последнем танце, в то время как бесшумные пули напевали свою жуткую свистящую мелодию.
Потом выстрелы прекратились, и он остался сидеть там же, откинув назад безжизненную голову; кровавый дождь стекал на покрытый ковром пол. Запах пороха витал в воздухе, дым из стволов смешался с парами крови.
А я сжался у стены, в углу за деревянным картотечным шкафом. Я надеялся, что они меня не видят. Они не знали, что я был там.
- Фил, - послышалось из другой комнаты. Голос был высоким и плаксивым. Потом он раздался ближе: - Мой готов.
- Мой тоже, Джимми, - отозвался скрипучий баритон.
Я сжал браунинг, с усилием втянул воздух, мое сердце готово было вырваться из груди. Осторожно, двигаясь очень медленно, я чуть подался вперед, чтобы выглянуть из-за шкафа.
Я увидел их: один стоял в комнате возле двери, другой за дверью. Тот, что стоял в комнате, должно быть, убил Гринберга; на нем были коричневое пальто и шляпа, рост и комплекция его были средними, но лицо необычно плоское, как задница жокея, совершенно без скул, с крошечными восточными глазами-щелями. Другой парень, убийца Хэссела, что стоял в дверях, был в твидовом пальто горчичного цвета; он был невысок, с круглым лицом, вздернутым носом и круглыми, блестящими веселыми глазами.
Их лиц я никогда не забуду.
Не забуду я и их пистолеты, хотя в тот момент я их почти не видел: большие автоматические пистолеты были скрыты ворсистыми белыми полотенцами, обмотанными, словно тюрбаны, вокруг их стволов и дульных срезов; оба полотенца горели, оранжевое пламя трепетало возле дула каждого пистолета, но парни, казалось, не замечали этого.
О чем-то тихо переговариваясь и посмеиваясь, они направились в сторону гостиной.
Я подождал десять секунд, потом осторожно прошел мимо Мэкси; из его черепа на бухгалтерскую книгу стекало окровавленное серое вещество - не зря Элиот сказал, что у этого парня есть мозги.
Я быстро и бесшумно пересек комнату, держа браунинг в руке, потом медленно, крадучись, направился за киллерами, но когда выходил из офиса, едва не зацепился ногой за Хэссела, который лежал на пороге, повернув в сторону лицо: его безжизненные глаза были теперь еще безжизненнее.
Это задержало меня на секунду, и когда я вошел в гостиную, они были уже почти у дверей.
- Полиция! - крикнул я и выстрелил в них несколько раз, целя в спину ведь в спину попасть легче всего.
Однако эта гостиная была чертовски длинной, я не попал в одного и ранил в руку другого, того, что повеселее, только от его веселости не осталось и следа: он взвыл, как пес, которому наступили на хвост, на Рукаве его горчичного пальто появилось пятно цвета кетчупа. Его приятель, мерзавец с плоским лицом, повернулся и выстрелил в меня из огромного армейского кольта, на котором теперь не было полотенца, и комната взорвалась грохотом.