Я упал на пол, большая кожаная сумка с клюшками для гольфа приняла пулю, как человек, и обрушилась на меня, придавив меня к полу, однако я успел выстрелить еще три раза, когда они выбегали из комнаты, мои пули откололи куски дерева и штукатурки.
Они скрылись.
Секунды две я размышлял над тем, гнаться за ними или нет.
Потом вылез из-под клюшек для гольфа и прошел мимо все еще тлеющих полотенец, которые они сбросили по дороге; эти искусственные глушители были эффективными - очевидно, первые выстрелы не были слышны снаружи, хотя последние, громкие, несомненно, привлекли внимание людей. Мне нужно было скорее уходить.
В коридоре я никого не встретил. Позднее я узнал, что Хэссел, Гринберг и Уэкси Гордон арендовали весь восьмой этаж, вот почему сразу никто не среагировал на выстрелы. Что касается Луи, Сэла, Винни и других телохранителей, то их либо убили, либо купили; возможно, голос в коридоре действительно принадлежал Винни, который сыграл роль Иуды за точно не установленное количество золотых монет.
Я мог бы задержаться в этом номере и поговорить с местными копами. Мог бы в конце концов описать киллеров, которые убрали Гринберга и Хэссела. Но мне было совершенно безразлично, кто укокошил Гринберга и Хэссела - они были в конечном счете жертвами проклятой пивной войны; возможно, сын Линди был еще одной - случайной - жертвой этой войны.
Но сам я не собирался стать ее очередной жертвой, что вполне могло произойти, если бы я принялся опознавать и давать показания против убийц, входящих в одну из гангстерских банд. Дитя миссис Геллер стало копом не потому, что оно было глупым.
Да, они видели меня, но здесь, на Востоке, я был никто, они меня не знали и никогда не узнают.
Элиот был прав: пришло время возвращаться домой.
Все эти размышления заняли у меня примерно три секунды в то время, как я подбежал к двери, ведущей на заднюю лестницу, и поднялся, перескакивая через ступеньки, на девятый этаж, все еще держа пистолет в руке; я спрятал его в кобуру только тогда, когда вошел в дверь коридора девятого этажа, где нашел заплаканную Эвелин, ожидавшую меня, затаив дыхание и на грани истерики.
- Я слышала выстрелы! Нейт, ты...
- Я в полном порядке, - сказал я, схватил ее за руку и с напускным спокойствием повел по коридору, куда уже высыпали некоторые встревоженные и ничего не понимающие постояльцы. Мы вошли в ее номер, но я не сразу рассказал ей о том, что случилось. Я просто лег, а она обняла меня и начала гладить меня по волосам, в то время как я дрожал, как испуганный ребенок.
Глава 24
В следующий понедельник я в последний раз сыграл роль шофера Эвелин. Во второй половине дня мы по изрытой колеями Федербед Лейн подъехали на зеленовато-голубом "линкольне" к побеленному каменному дому, из которого не так давно был похищен ребенок. На этот раз Эвелин сидела впереди, и на мне не было щегольской серой формы с черными пуговицами. Настроение у нее было несколько подавленным и, честно говоря, у меня тоже.
- Не говори ни слова полковнику Линдбергу, - предупредил я ее, - о Хэсселе и Гринберге. Этих похитителей и так развелось слишком много, а от двух трупов все равно мало толку.
Она кивнула и, прикрыв глаза от солнца рукой, начала с интересом смотреть на унылый, заросший сорняком участок вокруг дома, очевидно показавшийся ей довольно скромным.
- Посмотри на склон холма за домом, - растерянно сказала она, выискав-таки красивое место в этом пустынном пейзаже. - Белые и розовые цвета кизила на фоне темных кедров... восхитительно.
Однако эти красоты природы не особенно развеселили ее. На ней были черный лисий палантин и модного покроя черный костюм с белой шелковой блузкой, украшенный жемчужинами, темные шелковые чулки и большая черная шляпа без вуали - она была похожа на богатую вдову в трауре.
Я объехал гараж, где полицейские продолжали свою работу, хотя не так рьяно, как прежде. В этот день было почти тепло, двери гаража были открыты, и видно было, что полицейские, отвечающие на телефонные звонки и разбирающие почту, двигаются медленно и вяло, будто сонные мухи. Шварцкопфа там не было.
Я помог Эвелин выйти из машины и повел к дому. Со стороны могло показаться, что мы направляемся на похороны. Однако не успели мы дойти до бокового входа, как навстречу нам вышел Линди в темно-голубом свитере, надетом поверх рубашки с открытым воротником; его коричневые брюки были заправлены в невысокие, до середины икр кожаные сапоги. Он застенчиво и приветливо улыбнулся нам, но огромные темные круги под его глазами сказали нам о многом.
- Миссис Мак-Лин, для меня это большая честь, - с чувством проговорил он. Я никогда не слышал, чтобы голос его был таким ласковым. - Я так рад, что вы приехали.
- Для меня тоже большая честь и радость видеть вас, - произнесла она с достоинством, протягивая ему руку в перчатке, которую он несколько мгновений подержал в своей. - Это очень любезно с вашей стороны, что предложили нам встретиться.
Кажется, это смутило его немного.
- Нейт, - сказал он, кивнув и улыбнувшись мне в знак приветствия, потом сделал неловкий жест в сторону дома и сказал нам: - Давайте войдем в дом.
Он взял ее под руку и повел, я последовал за ними.
Мы прошли через комнату для слуг; за столом, который установил там Шварцкопф, превратив эту комнату в неофициальный офис, никто не сидел. Я спросил Линдберга, куда делся полковник полиции штата, и он ответил, что тот в Трентоне - здесь Шварцкопф проводил времени все меньше и меньше. В кухне мы нашли неотесанную Элси Уэйтли: она шинковала овощи острым ножом, готовясь к своему антиволшебству, в результате которого вполне съедобные продукты превратятся в совершенно несъедобные. Когда мы проходили, она удостоила нас лишь едва заметным кивком головы.
В большой гостиной мы увидели Энн Линдберг. В простом голубом платье с кружевным воротником, похожая на школьницу, только на пятом месяце беременности, она встала и пошла навстречу Эвелин, протягивая руку для пожатия в жесте не более изящном, чем это делают портовые грузчики. Коричнево-белый терьер Вэхгуш, который спал на диване, вытянул голову вверх, надулся от злобы, как кобра, и, достойно подготовившись к привычной акции, истерично залаял.