И на несколько благословенных часов она утратила способность думать.
И вот она очнулась.
Так что же разбудило ее? Нечто очень важное, она не сомневалась в этом. Что-то в квартире? Нет. Что-то, приснившееся ей? Кажется, в сознании забрезжила слабая искорка… Так что же это было? Что-то, имеющее отношение к…
Антонии.
Господи!
Эмма отшвырнула подушку и села.
Антония! Теперь она вспомнила все. И ухватила за хвост мысль, которая пришла ей в голову тогда, на балконе. В тот день, когда мужчина со станции метро — Рейф? — принес ей пакеты и сумочку. Что-то тогда заставило ее подумать об Антонии, а сейчас в голове у нее что-то щелкнуло и она наконец поняла, в чем дело.
Перед ее мысленным взором ясно и отчетливо предстала Антония, сидящая в кафе с Риччи. Эмма воочию увидела, как она прижимает к уху трубку мобильного телефона, как шевелятся ее губы.
Берд рэк, птичий насест — вот что, по ее мнению, говорила тогда Антония.
Но она произнесла вовсе не «Берд рэк».
Она сказала «Бержерак».
Сердце гулко стучало у Эммы в груди. Она поняла, почему в тот день подумала об Антонии. «Бержерак» — так называлась детективная программа, которую мать смотрела по телевизору, когда Эмма была еще девчонкой. А на балконе Эмма что-то сказала этому мужчине — Рейфу как-его-там — о том, что собирается нанять частного детектива. И в это самое мгновение на ум ей пришла Антония.
Бержерак! Причем Антония очень забавно произносила звук «ж» — так говорят во Франции. И пусть Эмма не расслышала всего остального, зато этот звук «ж» она уловила совершенно отчетливо. Акцент показался ей знакомым, пусть она и не распознала его в тот момент. По крайней мере, ее подсознание уцепилось за него. И отреагировало, вызвав из памяти картинку с матерью, которая смотрит телевизор, сидя перед камином.
Эмма спрыгнула с дивана. Накинув на плечи свитер, она принялась расхаживать по комнате. Ну хорошо. Хорошо. Предположим, Антония действительно сказала «Бержерак». И что она могла иметь в виду? Вряд ли она просто сидела и обсуждала с кем-то по телефону древнюю пьесу начала восьмидесятых, выбрав для этого дешевую забегаловку в Уайтчепеле и держа на коленях чужого ребенка. Эмма сосредоточилась, пытаясь вспомнить выражение лица Антонии. То, что она говорила, было очень важным. Чем больше Эмма раздумывала над этим, тем сильнее становилась ее уверенность. И Антония подскочила как ошпаренная, когда Эмма подошла к ней сзади с подносом в руках. Она не хотела, чтобы Эмма услышала, о чем она говорит. И если она что-то замышляла, разве не означало ее поведение, что именно она похитила Риччи? Или же память сыграла с Эммой злую шутку и она вспомнила то, чего не было на самом деле?
Бзззт… Бззт…
Интерком! Эмма едва не упала, зацепившись за ножку стула. И в ту же секунду у нее закружилась голова. Комната поплыла перед глазами. Должно быть, она слишком быстро встала с дивана. Она, не обращая внимания на недомогание, поспешила нажать кнопку. Кто бы это ни был, он наверняка принес известия о Риччи. Но не успела эта мысль прийти ей в голову, как она принялась готовить себя к возможному разочарованию. Скорее всего, явился очередной журналист. Она перестала пускать их в квартиру после того, как презрительно улыбающаяся женщина в красном костюме поинтересовалась, может ли Эмма доказать, что Оливер был отцом Риччи. В это время ее коллега протирал объектив камеры лапкой Гриббита.
Впрочем, это могла быть и миссис Алькарес, медсестра-филиппинка, жившая в соседней квартире. Эмма едва знала ее, но женщина постоянно здоровалась с полицейскими в лифте и спрашивала у них, нашли ли они Риччи.
Голос, раздавшийся из интеркома, похоже, был ей незнаком.
— Эмма Тернер? — спросил какой-то мужчина.
— Да?
— Прошу прощения за беспокойство. Это Рейф Таунсенд.
Рейф Таунсенд. Рейф Таунсенд! Тот самый человек, который стоял с ней на балконе. Эмма была слишком поражена, чтобы сразу ответить. Ведь она вспоминала о нем каких-нибудь пару минут назад.
— Я привез вам пакеты, — пояснил Рейф. — В минувший понедельник.
Эмма ответила:
— Я помню, кто вы такой.
Не успев сообразить, что делает, Эмма нажала кнопку на интеркоме, позволяя ему войти. И сразу же раздраженно прищелкнула языком. Ну и зачем она это сделала? Какого черта хочет этот Рейф, снова явившись к ней?