- Неужели все!? – Битва длившаяся около часа казалась мне не дольше пяти минут. Я стоял над телом кентавра, удивленный и жутко уставший. Подошла Оли. Она опустилась на колени и разрыдалась, уткнувшись в моё плечо, и обняв руками.
- Не плачь, малышка, всё уже позади. – Гладя по волосам я пытался утешить кентавриссу, но она не успокаивалась. Горячие слезы промочили мою рубашку. И тут я заметил кровавый след, тянувшийся за Оли. В правом бедре кентавриссы
торчало копьё.
- Успокойся, - сказал я. - Стой смирно, постараюсь тебе помочь.
Копьё вошло ниже седалищного бугра на всю длину наконечника. Я попытался вытащить его, но не смог сдвинуть. Было похоже, что оно воткнулось в кость.
Оли вскрикнула.
- Потерпи! Пожалуйста!
Взявшись за древко обеими руками, я дёрнул изо всех сил, и чуть не упал вместе с копьём. Кентаврисса застонала от боли. Кровь хлынула из раны, но не фонтаном.
– Слава Богу бедренная артерия и вена не задеты. – Подумал я прижимая к ране клок выты пропитанный перекисью водорода. – Теперь бы наложить повязку.
Аптечка у меня была богатая. Зная, что я закончил ветеринарный техникум, и учусь в медицинском институте, друзья поручили мне собрать медикаменты на всю туристическую группу, в которой кроме десяти человек предстояло участие стольких же лошадей, и двух собак. Но даже всех моих бинтов не хватило бы, чтобы наложить тугую повязку на кентавриссин круп. Я нашел выход заклеив рану, с новым тампоном, целым листом пластыря.
Оли стояла молча, опустив голову, терпеливо переносила оказываемые ей процедуры. Передние ноги кентавриссы тоже пострадали, хотя и не так сильно. На обеих ссадины, ушибы и растяжения. Наверное она упала, когда копьё вонзилось в её плоть. Окончив лечебную помощь, я опустился на землю. Оставаться здесь было нельзя. Идти дальше означало бросить Оли на верную смерть, чего мне не хотелось, ибо кентаврисса казалась мне не только красивой, но и впервые из всех встреченных мной на Ирии совершенно не опасной. Я вспомнил о расщелине, где спас Оли от пантеры с человеческой головой. Можно было укрыться там. Крупным хищникам туда не пролезть, а для мелких у меня ещё найдётся парабеллум.
- Ты сможешь идти? - спросил я.
Кентаврисса посмотрела на меня глазами, полными боли и слез, и покачала головой. Потом закрыла лицо руками и снова заплакала.
- Как больно, я не хочу умирать, - только и говорила она.
До ущелья было совсем недалеко. Но как её дотащить?
- Ну, пожалуйста, попытайся встать.
Оли попыталась, но, вскрикнув, вновь рухнула на колени. В отчаянье я подлез под неё и, упёршись ногами, поднял кентавриссу на своих плечах. Тяжесть была ужасная, ноги подгибались и проваливались в гальку по щиколотку, спина, казалось, вот-вот треснет, но я не останавливался, пока не донес Оли до ущелья. Там я положил свою ношу и рухнул сам.
Иоганн говорил мне, что на Ирии сила тяжести несколько меньше, чем на Земле, немного другой состав атмосферы. Этим вполне объяснялось существование здесь пауков размером с человека, «летучих мышей» со слона, и «ящерицы» с синего кита. Но вряд ли можно было объяснить только что совершенный мной рекорд. Хилым парнем я не был отнюдь. Спортом занимался с детства. Регулярно посещал тренажерный зал, а зарабатывая на жизнь, будучи студентом, грузчиком на стройке, тяжести таскал все время. Однако к великим атлетам, коим случалось в истории таскать на плечах лошадей или быков(соразмерных кентавриссе земных существ), я не являлся. Произошедшее скорее объяснялось состоянием аффекта, что также фиксировалось в истории и гораздо чаще.
Только когда закат зарозовел на горизонте, я смог заставить себя подняться, чтобы забрать рюкзак и оружие. По возможности я замёл следы. А над кентавриссой соорудил нечто вроде шалаша из веток дерева, срубленного монстром на берегу. Дерево напоминало вирджинский можжевельник и так сильно пахло, что я подумал: оно отобьёт наши запахи. Ночь выдалась на удивление очень длинная. Мне показалось, что продолжалась она не менее суток. В темноте сотни невидимых тварей проносились над ущельем. Огромные монстры бродили совсем рядом. У кентавриссы был жар. Лицо горело, губы пересохли. Она ничего не воспринимала и только твердила: