- Травоядная, угощайся.
Серый Хвост, как и его сестра, питал к белой кентавриссе весьма теплые чувства. После того как Оли спасла жизнь Кисе, они поклялись ей в вечной дружбе.
- Почему она плачет? - спросил он Кису.
- Принц сказал, что у нее самая большая задница.
Серый Хвост бросил беглый взгляд на круп Оли.
- Ну и чего плакать?, радоваться нужно. Ешь орехи. От пары орехов жопа больше не станет.
- Да ведь у Онигирика больше, вот что обидно, - выдавил из себя Принц, и оба кентавра прыснули от смеха. Я не знал кентавра по имени Онигирик, поэтому не разделял их веселья. Оли оторвала лицо от моего плеча.
- Хватит издеваться, - сказала она сквозь слёзы.
Вдруг, откуда-то взявшийся Дебил, с криком «шокотерапия» сунул ей в лицо отрубленную голову урпа. Оли и Киса подскочили и, завизжав как резаные, спрятались за мою спину. Всё равно, как если бы я за швабру спрятался.
- Дебил, выродок ненормальный, так и разрыв сердец получить можно, - выдавила из себя Оли.
Состроив гримасу светила медицинских наук Эрик уставился в рожу мертвого монстра и поставил тому сразу три диагноза.:- Больной. У Вас разрыв сердец, отрыв башки, совсем пердец!
- Эскулап недоделанный! Чтоб тебя дети твои, методом таким от поноса лечили! – Вспылила Киса.
Сидящий на ветке Стрекатун со смеху чуть с дерева не свалился.
- От поноса!!! Ха-ха! Испуг от поноса! Ха-ха-ха!
- Фигушки, я никогда не женюсь. А ты летучее недоразумение смотри от смеха не расхворайся. – Шут изобразил обиду. – Назло вам не женюсь! Вот родятся дети у вас самих, случится у них запор или непослушание, вспомните тогда про доброго доктора!
- Пожуй чего-нибудь, поможет, - сказал Серый Хвост, сунув яблоко к губам Оли, и та механически принялась зажевывать стресс , не отрывая глаз от рыжего шута. Эрик достал музыкальный инструмент, напоминающий бандуру, и запел. Это была знакомая всем землянам старинная кельтская песня. Только вместо «зеленые рукава» пелось – «сушеная голова». Да и все остальные слова песни были переведены также «свободно».
- Был урп невежественен и груб.
И угодил за это в суп
А мне поэту досталась в дар-сушеная голова!
Приятно по лесу бродить,
С башкой сушеной говорить.
Любую чушь может выслушать-сушеная голова!
Припев:
Есть не просит покорно сносит
Мои дурацкие стихи.
А посмеет подвергнуть критике
Брошу ее в лопухи.
Всё ещё шмыгающая носом кентаврисса начала улыбаться. Мы разлеглись под деревом, высыпали орехи на траву, и принялись их щелкать. Оли совсем успокоилась и вскоре уже хохотала над выходками Эрика. Дебил сочинял бы, наверное, вечно, если бы не налетевший внезапно птеродактиль не спер у него сушеную башку, которую неосмотрительный певец в артистическом порыве слишком высоко подбросил.
- Вор, дармоед, вандал, - понеслось вслед падальщику.Кентавр направился к нам со скорбным лицом приговоренного к пожизненному расстрелу.
- О, горе мне. Летающий вандал
источник вдохновенья украл!
О, если б уши длинные мои,
крылами б стать широкими смогли!
Я бы настиг обидчика того,
зубами впившись в тощий хвост его!
Дебил опустился рядом с нами на траву. Оли снова плакала - теперь от смеха. Постепенно настал вечер. Первая луна взошла на небо. Мы лежали под деревом, щелкали печеные орехи и беседовали. Я наелся давно и теперь дремал, прислонившись к бархатистому боку кентавриссы. Дебил тоже наелся. Где-то нашел вонючую шкуру и теперь придуривался, изображая из себя пупса, выплясывал чечетку на четырех ногах.
- Я пупс, я пупс, я мерзкий пупс, я пупс, я пупс, я грязный пупс, я жирный пупс, я подлый пупс. Пупса это привело в бешенство. Сначала он попытался цапнуть кентавра за ногу. Но тот лишь уворачивался, продолжая дразнить. Тогда обиженный зверь подговорил ящера, буревестника и вампира. Все вместе они устроили Дебилу темную под вонючей шкурой.