Нэш… его брат. Его мертвый брат.
- Зачем ты это сделал, мужик? - спросил Леви фотографию. - Ты выглядишь чертовски счастливым. Что произошло?
Леви не был рад смерти Нэша, но он был рад, что никто не ответил на этот вопрос. Из-за причастности семьи Мэддокс Леви, возможно, и не хотел знать.
Леви думал сжечь фотографию, но передумал. На фотографии были двое мужчин, и пока один из них был мертв и похоронен, второй мог быть живым и, возможно, захочет вернуть ее однажды. Леви нашел тонкую коробку для сигар, полную шариковых ручек, и засунул фотографию туда изображением вниз. Кем бы ни был мужчина на фото, он был важен для Нэша, но Тамаре не нужно было ее видеть.
Проверка закончилась, Леви подошел к крыльцу и открыл дверь.
- Волков нет, - ответил он. - Только один паук, и я уже выпустил его на волю. Хочешь зайти?
Тамара улыбнулась. Она подошла к нему и обняла, чего он не ожидал.
- Спасибо, - сказала она, и он медленно обнял ее в ответ. Поскольку она вцепилась в него мертвой хваткой, он приподнял ее на фут и игриво перенес через порог.
- Дом выглядит хорошо, - сказал Леви. - Нет электричества. Возможно, нужны новые предохранители. Завтра мне придется съездить в город и купить кое-что.
- Мистер Берри сказал, здесь часто перегорают предохранители. Ураганы, плохие линии электропередач и прочее.
- На одну ночь нам и фонаря хватит. Но будь осторожна на лестнице. Спальни наверху. Ванная внизу. - Леви оставил ее с фонарем и занес пакеты и вещмешок в дом. Внизу стояла кромешная тьма. Леви видел только тусклый свет, скользящий вниз по ступеням. Черт. Он хотел предупредить ее, прежде чем она пойдет наверх.
Он поспешил наверх и нашел ее в девчачьей комнате - ее комнате, или комнате, которая должна была стать ее. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, кому она должна была принадлежать. Она села на голый матрас у окна и провела пальцем по носу лошади.
У ее ног стоял фонарь и в мягком свете, в комнате, созданной для ребенка, и ее ногами, едва достающими до пола, она выглядела, как маленькая девочка. На ее щеках были слезы маленькой девочки и слышалась боль маленькой девочки в голосе, когда она произнесла его имя.
Леви подошел к ней, и Тамара наклонилась вперед, обнимая его.
- Он собирался привезти меня сюда? - спросила Тамара.
- Думаю, да.
- Почему он не сделал этого?
- Я не знаю, милая, - ответил он, ласковое обращение слетело с его языка прежде, чем Леви успел остановиться. - Что-то произошло, и он не смог. Но, должно быть, он очень любил тебя, раз обустроил это место.
- Я даже не была его дочерью.
- Но он по-прежнему любил тебя.
Она отстранилась и осмотрелась. Леви протянул ей носовой платок, и она вытерла лицо.
Затем она усмехнулась.
- Что? - спросил он.
- Я не читала эти книги с тех пор, как мне исполнилось десять. И я ненавижу розовый цвет.
Леви тоже усмехнулся.
- Ты можешь занять другую комнату, - предложил Леви. - Она голубая. А я займу твою розовую. Думаю, она мне подходит. - Он взял розовую шляпу и надел на голову. - Мой цвет, правда?
- Ты похож на Безумного Шляпника, - ответила Тамара. Она встала и сняла шляпу с его головы, и надела ее на себя. - Я буду спать здесь. В конце концов, папа сделал эту комнату для меня.
- Пойдем, Алиса. - Он снял шляпу и бросил ее на комод. - День был долгим. Давай готовиться ко сну.
В обеих комнатах также были масляные фонари. Леви зажег каждый фонарь и свечу, которую смог найти в доме, пока все комнаты, кроме кухни и кабинета, не были освещены мягким светом. Тамара заявила, что ее задача - это застелить кровати и распаковать вещи, очевидно, она изо всех сил старалась быть женой. Она прогнала его, пока застилала постели. Страдая от боли после вождения и схватки с бравыми ребятами Кентукки, он принял горячую ванну, выпил Тайленол, чтобы унять боль в боку, и отмокал в воде, пока та не остыла.
Леви надел джинсы и ополоснул свою пропитанную потом майку. Он повесил ее и полотенце на сушилку. Он не хотел надевать грязные джинсы, в которых был еще с прошлой ночи, но и ходить обнаженным по дому в одном полотенце тоже не собирался. Жена или нет, Тамаре не нужно было это видеть. Она была девственницей, семнадцатилетней, скрытной, как монахиня, и он планировал сохранить ее такой, пока она не подрастет.
По дороге в постель Леви задул фонарь внизу и поднялся наверх в свою голубую комнату.