Он вернулся в дом и захлопнул дверь.
- Тамара! - позвал он ее в десять раз громче, чем требовалось. - Где ты, черт возьми?
- В ванной, - донесся тихий испуганный голос. Ему было все равно, чем она там занимается. Он распахнул дверь и обнаружил ее у раковины, оттирающей пальцы лавовым мылом.
- Тамара? - спокойнее спросил он.
- Я думала, она будет скользкой, - ответила она, ее голос дрожал как ложка в кружке. - Но она не была скользкой. Она была гладкой и ровной. Как мышцы. И слишком сильной. Я до сих пор чувствую руками, какой сильной она была.
- Тамара… - Леви подошел к раковине и забрал кусок мыла из ее пальцев. Слезы покрывали ее щеки, и ее волосы прилипли ко лбу. Он включил холодную воду и смыл мыло с ее рук. - Тамара, тебе не стоило брать в руки эту змею.
- Знаю, - глухо прошептала она. - Я думала, если промахнусь, то задену тебя. И если промахнусь, то змея испугается и укусит тебя. Также при промахе она могла укусить меня, и тогда у меня бы не было второго шанса. Я не знала, что делать. И я думала… - Леви смахнул волосы с ее лба и поцеловал его.
- О чем ты думала? - прошептал Леви. - Расскажи.
- Я люблю тебя, - ответила Тамара, глядя ему в глаза. - То есть я ненавижу то, как люблю тебя. У меня не было причины брать эту змею, если бы только я не любила тебя, верно? Или я сошла с ума, или влюблена. Лучше быть влюбленной.
Ее глаза выглядели безумными - широко распахнутые, со зрачками, уставившимися на него, будто слепой пытается вспомнить каково это - видеть.
- Ты была напугана, вот и все. Страх заставляет нас совершать безумные вещи. Андре долгое время водил грузовик. Большегруз. Какая-то пьяная девушка выехала на красный и врезалась в него, ее машина загорелась. Андре вырвал дверь ее машины и вытащил ее. Он не мог этого сделать. Человек не может сорвать дверь с петель, но он это сделал. Страх дает нам силы, о которых мы и не подозревали. И любовь. Иногда они одно и то же.
- Я любила тебя до потопа. И любила после него. Ты единственный, кого я до сих пор люблю со времен «до потопа». Ты единственный, кого я люблю, кого всегда любила. - Она прижала ладонь ко лбу. - Я не хотела, чтобы ты проходил через все это.
- Ты всегда можешь говорить мне это. - Леви обхватил ее лицо ладонями. - Можешь мне говорить все, что хочешь. Бог Свидетель, именно это ты и делаешь. - Он улыбнулся ей, пытаясь связаться с той Тамарой, к которой он привык. Она была где-то там.
- Когда ты занимался со мной любовью, я чувствовала себя как до потопа. Я не ощущала этого.
- Что ты ощущала?
- Будто я должна делать то, чего не хочу. Будто обязана.
- Обязана делать что, детка?
Леви обнял ее, ее голова покоилась на его груди.
- Есть вещи, которые Бог хочет, чтобы я сделала, и я иногда не хочу их делать. А иногда хочу.
- Что это? Что ты хочешь сделать?
- Я хочу убить свою мать. - Ее голос был холодным как сталь и низким. Она говорила серьезно. Это не было подростковым преувеличением, связанным с гормонами. Она хотела убить мать. Она хотела сделать это сама.
Леви поцеловал ее в макушку. Если он сможет рассмешить ее, это будет подобно пламени внутри нее, и он сможет найти по нему настоящую Тамару.
- Если ты хотела разозлить свою мать, выйдя замуж за темнокожего парня, тебе стоило найти кого-то потемнее меня.
Плечи Тамары затряслись. Вот он, смех. И вот она, вернулась. Теперь он видел ее.
- Я не говорила тебе, что она сделала со мной, - прошептала Тамара. - Я не рассказывала тебе.
- Что? Расскажи, что она сделала с тобой.
- Она… сказала, что меня нужно поставить на место. Так она сказала дедушке. Она…
- Тамара, твоя мать тебя ударила? Расскажи мне правду, сейчас же.
Леви изучал ее лицо, но Тамара не могла на него смотреть. Это был ответ, который так ему нужен.
- На следующий день у меня были синяки, - ответила она. - По всему телу. Я едва могла двигаться. Даже на ступнях были синяки.
- Иисусе.
- Та ночь была самой страшной для меня. Змея ничто, Леви. Ничто.
Тамара снова посмотрела ему в глаза.
- Ты не оставишь меня одну? - попросила она, ее голос был испуганнее чем, когда змея была у его ног.