- Нет, малышка, я никогда не оставлю тебя одну.
- Пожалуйста, будь внутри меня. Я не такая безумная, когда ты внутри меня.
Она поцеловала его, и Леви ответил ей. Он почувствовал себя таким же безумным, как и она, чокнутым и диким от страха и облегчения, чокнутым и диким от злости, вызванной тем, что мать била Тамару за преступный поцелуй с ним. Что ж, они покажут ей, верно?
Леви сдернул ее трусики, стянул сорочку и опустил свои джинсы до лодыжек. Он поднял ее на руки и вонзился в нее прямо там, в ванной. Она закричала, когда он глубоко вошел в нее. Она была легкой, и опускать и насаживать ее на себя снова и снова с неистовой необходимостью, с безумием, не составляло труда. Ее спина была прижата к раковине, и удивительно как они не оторвали ту от стены. Она была такой горячей и влажной вокруг него, сжимающей его член словно рукой, крепко, но в то же время легко. Он погружался в нее, впившись в бедра, вколачиваясь так сильно, что испытывал боль. Он и представить не мог, как больно было ей. Но она хотела этого, хотела большего. Ее руки обвились вокруг его шеи, и она выгибалась навстречу ему, безумно двигая бедрами, извиваясь как самка в течке. Она кончила со стоном, и ее ногти вонзились в его спину достаточно сильно, чтобы повредить кожу. Он опустил ее ноги на пол и развернул ее, наклоняя над раковиной.
Леви снова погрузился в ее влажную глубину и трахал, дергал на себя и вколачивался. Это было грубо, и ей нравилось. Это было грубо, и ему нравилось. Безумие, казалось, длилось вечность. Она снова кончила с ахом, который больше был похож на стон боли. И когда он больше не смог сдерживаться, он ухватился за ее плечи и объезжал ее, вколачивался, использовал ее ради своего удовольствия, не обращая ни на что внимания, кроме своего оргазма, и, когда он кончил, оргазм был бесконечным, он опустошал себя, не страшась опасности, последствий и обещаний, данных себе. Сейчас не время для здравомыслия. Сегодня вечером он мог умереть. Сегодня вечером она могла умереть. Ничего бы не имело значения, если бы их не стало.
Когда он закончил, то не вышел из ее тела. Он положил голову между ее лопаток и дышал. И медленно покинул ее.
- Я чувствую себя грязной, - пробормотала она. - Я хочу принять горячую ванну.
- Мы примем ее вместе. Хотя и не сейчас. Стой там, где стоишь.
Леви схватил ее за талию и снова вошел в нее. Он даже не хотел кончать. Он не этого хотел. Он просто хотел побыть в ее теле еще мгновение. Тамара, должно быть, чувствовала то же самое, потому как прижалась спиной к нему, и, когда он обвил руками ее талию, она положила руки на его. Если он потеряется в ней, то всегда сможет найти обратную дорогу.
- Ты спасла меня, - сказал Леви между медленными сладкими поцелуями. Все было медленным и страстным в душной комнате, которая пропахла сексом и потом страха.
- У меня кроме тебя никого нет. Больше нет. И ты всегда был добр ко мне.
- Я был груб с тобой.
- Даже когда ты был грубым, ты был добрым. Ты давал Кермиту морковку, и ты помнил его кличку и подстригал гриву и хвост. Помнишь тот день, когда я упала и вывихнула лодыжку? Ты поехал искать меня и привез обратно в своем седле. Я чувствовала себя принцессой, а ты был моим принцем. Ты отпускал грязные шуточки, чтобы отвлекать меня от того, как сильно болела моя лодыжка.
Сердце Леви сжалось. Бедная маленькая богатенькая девочка - дразнил он ее однажды. Но не сегодня. Вместо этого Леви набрал ванну, и они оба легли в нее. Леви вымыл ее длинные волосы, а она намыливала его грудь и плечи. Они не говорили о змее, о том, как она взяла ее голыми руками, не говорили о Боуэне или Острове Невесты, или о побоях ее матери. Они вообще ни о чем не говорили. Им не нужно было, слова не сделали бы хуже или лучше.
Как только они были чистыми и спокойными, то отправились в постель, смотря под ноги. Сегодня он оставил на полу фонарь, и фитиль горел, отпугивая других животных. Завтра и каждый день после, они будут следить за тем, чтобы вторая дверь была закрыта, даже ночью. Они легли в мягком свечении фонаря, и Леви занялся с ней любовью еще раз, и в этот раз он впервые ощутил это, именно любовь, а не просто трах. После она плотно к нему прижалась, ее голова покоилась на его груди, и ее рука и нога обвили его тело.
Все было мирным, и все было правильным. Он поцеловал Тамару в макушку, сказал ей, что она была хорошей женой, что заставило ее улыбнуться с закрытыми глазами.
Когда Леви заснул, он почувствовал такое умиротворение, что забыл спросить Тамару, почему она взяла с собой ружье и где так научилась стрелять.