— Ты его слишком плохо знаешь, — мягко ответила Карла. — Он фантастический человек.
— О небеса! Карла, он обращается с тобой, как с маленьким ребенком! Ты что, не замечаешь этого? Он держит тебя под контролем с утра до вечера! — Сузи опять вышла из себя. — Он хочет знать, с кем ты встречаешься, кому звонишь, что говоришь… Потому что ты можешь заговорить о нем, можешь сболтнуть что-то не то, можешь кому-то рассказать, в какой норе вы живете!
— Перестань, Сузи! — Карла не обиделась на Сузи за то, что она сказала. Она даже улыбнулась. — Он боится за меня Дело в том, что он сразу начинает волноваться. А он не делал бы этого, если бы не любил меня. Только поэтому он всегда хочет знать, где я. Вот и весь секрет.
Сузи вздохнула.
— Тебя действительно невозможно спасти.
Она хотела налить Карле еще шампанского, но та быстро накрыла бокал рукой.
— Мне не надо, я должна уезжать.
В этот момент в кухню вошла их мать. Карла встала и обняла ее. Мать прошептала:
— Не обижайся на папу, что он такой, ладно? Он не умеет открывать свои чувства, и ему проще быть противным, чем ничего не говорить.
Карла кивнула.
— Может, мне еще раз зайти к нему?
— Можешь зайти, но он сейчас спит.
Когда Карла зашла в спальню, отец тихо лежал на спине. Его глубоко запавшие глаза были закрыты. Хрипение прекратилось.
— Пока, папа, — прошептала Карла.
Когда она нагнулась к нему, он прохрипел:
— Я на дороге в пекло, дитя мое.
— Нельзя такое думать. И говорить тоже.
— Нет, моя маленькая, так оно и есть на самом деле. Но, может, эта проклятая карета все же хоть раз застрянет в грязи и я смогу затянуть ее прибытие до тех пор, пока ты вернешься…
Его безгубый рот скривился в слабой улыбке, и Карла поняла, что это было объяснение в любви. Наверное, самое большое, на какое только был способен отец.
49
Поезд «Интерсити-экспресс» ICE 241 «Клаус Штертебекер» из Вестерланда опаздывал уже на девятнадцать минут, когда Карла приехала на вокзал за десять минут до отправления по расписанию. Она зажала чемодан между ногами и прижалась спиной к колонне, чтобы никто из подростков, стоявших вокруг с бутылками пива в руках, не воспользовался моментом и не толкнул ее под поезд. Она ненавидела эти скрипучие огромные поезда, которые врывались на вокзалы как природная катастрофа, словно в непосредственной близости от них не находились сотни ранимых людей. В шестнадцать лет ей пришлось увидеть, как нога какого-то старика застряла между платформой и вагоном метро. Там, где обычно был зазор в два-три сантиметра, торчала нога диаметром тридцать-сорок сантиметров. Больше часа пришлось ждать, пока пожарные с помощью газовых резаков вызволили старика и его смогли увезти. У Карлы случился нервный срыв, и она так и не смогла забыть этого старика. Ей потом рассказали, что она плакала и кричала на платформе, что полицейские успокаивали ее и отвезли домой. Сама она ничего этого не помнила.
Просто этот старик — старый, зажатый вагоном человек — был похож на ее отца, который еще несколько лет назад выходил из дому в шляпе и пальто, и чаще всего даже с зонтиком. Она видела в пострадавшем своего отца, который был смят и побежден вагоном метро. Было многое, что сильнее человека. Сильнее даже всемогущего отца маленькой девочки, А сейчас он лежал в доме из желтоватого кирпича с коричневатыми жалюзи и сопротивлялся смерти. И не хотел понять, что этот враг непобедим.
Рядом с ней стоял солдат бундесвера и беспрерывно очень громко сморкался на землю. На платформе были четко видны желтоватые липкие комки слизи, которые, наверно, теперь целыми днями будут тихо высыхать. Карле стало настолько противно, что пришлось беспрерывно глотать слюну, чтобы подавить рвоту. Потом она вспомнила Альфреда, у которого постоянно в уголках рта виднелась засохшая слюна, потому что он пил слишком мало воды, и зубы которого становились все желтее, потому что зубная паста была слишком дорогой для него. Альфред, которого она любила, но которого не целовала уже целую вечность… От одной этой мысли ее снова начало тошнить.
На солдата, который стоял рядом с ней, напал приступ чихания, и он опять и опять чихал в ладонь. Между приступами чихания он с интересом разглядывал слизь между пальцами. Карла пыталась не смотреть на него, старалась игнорировать то, что происходило рядом, и сконцентрировалась на том, чтобы не упасть в обморок от отвращения. Только не здесь, не на этой продуваемой всеми ветрами платформе. Она не хотела — еще чего не хватало! — попасть в больницу в Альтоне и провести два дня в палате, окрашенной в бежевый цвет, с неоновой трубкой над кроватью и с распятием на противоположной стене. Она хотела добраться до спокойного, тихого купе с приятными людьми. Она хотела домой. В Италию. В Валле Коронату. К Альфреду. Вернее, к Энрико. В ее мыслях он всегда оставался Альфредом, но он не любил, когда она его так называла, и ей пришлось снова изменить свои привычки. По какой-то причине, которой она не знала, ему больше нравилось имя Энрике. Она этого не понимала, но считалась с его желанием. В конце концов, каждый может желать, чтобы к нему обращались так, как он хочет.