«Давно уже пора приступить к делу! — думал он в тот день, когда они вернулись из цирка и Марсель переодевала платье. — Разве ж я робею перед этой девчонкой, которую ночью отделяет от меня только запертая дверь? Это я-то, самый высокий в классе! Неужто попадусь на удочку благочестия, которым она прикрывается, чтобы отгородиться от прежней жизни? А вдруг ее возьмут да переселят в другую комнату? И водворят сюда старикана!»
Жозеф и вправду был самым высоким в классе, спору нет. Во дворе, когда ученики выстраивались на линейке, он сразу выделялся среди одноклассников, которые были тремя или четырьмя годами младше, — они едва доходили ему до плеча. Иногда он пускал по классу порнографические картинки, однако они мало кого интересовали, кроме самого Жозефа.
В дверь тихонько постучали.
— Марсель, Марсель, открой, — донеслось из коридора. В голосе угадывались волнение и жажда предвкушаемого удовольствия.
У Марсель перехватило дыхание.
Жозеф! Сомнений нет.
Как не открыть дверь мальчику гораздо старше меня, — пронеслось в ее голове, — который бегает гораздо быстрее, и прыгает выше, и может даже пригрозить, если ему что не по нраву...
— Открой же!
...и с которым придется столкнуться нос к носу завтра утром!
Колокольчик для вызова слуг был совсем рядом, стоило лишь протянуть руку.
Она уже накинула пеньюар, сунула босые ноги в тапки и, сжимая в одной руке колокольчик, точно револьвер, протянула другую руку к двери, как вдруг услышала:
— Мы еще расквитаемся!
От волнения у нее внутри все смешалось. Будто кто-то перерезал нить, которая связывала слух с рассудком.
Осторожно, крадучись, Марсель открыла дверь. В коридоре никого не было.
Потом она услышала, как за стенкой Жозеф, переодеваясь, в ярости расшвыривает вещи по комнате, опрокидывает стул, пинает кровать, так что та колотит о перегородку, а затем принимается прыгать через скакалку и прыгает бесконечно долго.
Марсель прислушивалась к шороху его ног о ковер и к свисту скакалки. Наконец, когда бороздка света над перегородкой, разделявшей их комнаты, погасла, ей удалось заснуть.
Следующим вечером, собираясь запереть на ночь дверь, девочка обнаружила, что ключ исчез. Она хотела было поделиться своими опасениями с Розой, но побоялась, что та проговорится. Вдруг все тогда решат, будто Марсель лишь подстрекает Жозефа? Поэтому лучше просто придвинуть к двери тумбочку, и никто не сможет войти. Наблюдая за тем, как живет Деспозория, девочка хотела следовать ее примеру и хранить чистоту. Впрочем, порой Марсель вспоминала свою мать, и ее одолевали сомнения, так ли уж это необходимо. Что бы мать ни делала, где бы ни находилась, она втайне беспокоилась о том, что ее тело останется невостребованным и недоступным.
Марсель все не решалась снять платье и начать укладываться спать, в конце концов стала переодеваться, не отрывая взгляда от замочной скважины, — и тут в дверь постучали. Она попыталась придвинуть кровать ближе к тумбочке, чтобы войти было наверняка невозможно, однако Жозеф успел ворваться в комнату, опрокинув ненадежную баррикаду, и все, что было на тумбочке, разлетелось по полу: фотография Филемона Бигуа и Деспозории с ним под руку, будильник, чернильница, разбившаяся о паркет. Жозеф, стоя перед ней в аляповатой пижаме, как всегда бледный, ухмылялся. Он него пахло туалетной водой, которой он побрызгался впервые.
Марсель дрожала. После того как Жозеф сокрушил возведенную ей преграду, любой жест сопротивления казался бесполезным. Они замерли, глядя друг на друга, прислушиваясь к звукам в квартире. Потом Жозеф проворно запер дверь на выкраденный им ключ и потушил свет.
Роза услышала шум. Насторожившись, она села в кровати, затем встала и направилась в коридор, к комнате Марсель. Заметив, что свет у девочки не горит, она снова легла, хотя и укоряла себя в том, что не проверила, действительно ли все в порядке. После смерти Элен она чувствовала себя старой, уставшей и словно бы заблудившейся где-то. Роза удивлялась, что она до сих пор жива и поселилась в доме похитителя Антуана.
Наутро она снова идет к комнате Марсель. Нужно все-таки довести дело до конца. Роза стучится в дверь. Что встретит ее на пороге? Горе, смятение, радость?
— Входить нельзя, — отзывается Марсель.
— Это Роза.
Девочка приоткрыла дверь, и няня протиснулась внутрь: перед камином сушилась простыня. Руки у Марсель были красные, она явно только что стирала.
На светлом ковре и на двери пятна чернил.
И вот Марсель уже выплакивает у Розы в объятиях свое горе, которое поначалу ничем не выдавало себя.