— Она не умрет. Я ведь всем сердцем люблю ее. Разве хоть в чем-то можно упрекнуть ее? Только в том, что она дышит!
Слившись с кроватью, Деспозория чувствовала, что, помимо тяжести гриппа, на нее давит еще какое-то болезненное ощущение — а именно присутствие мужа и Марсель в маленькой гостиной, смежной с ее комнатой, дверь которой все время оставалась открытой. Деспозория слышала, как они молчали, чтобы лучше разглядеть друг друга. А когда разговаривали, их голоса звучали странно и фальшиво и искали свои настоящие, верные тембры, но не находили. Лежа в кровати, она гнала прочь тревогу, которая стояла на пороге и словно воочию видела все, что происходило в гостиной.
Полковнику казалось, болезнь жены протекает слишком тяжело; как-то раз он взял между ладоней руку Марсель, и девочка посмотрела на него с любопытством.
Он подумал: «Наверное, из-за того что я позволил своим смуглым рукам коснуться этой нежной белой ручки, моя жена теперь умрет».
Вскоре Антуан и Фред тоже слегли, их лихорадило.
— Фреду нужна бы отдельная комната, — сказала Роза полковнику, — иначе он может заразить Джека. Что, если вам пока перебраться в дальнюю спальню (так Роза называла бывшую комнату Жозефа, чье имя в доме не упоминалось)?
— Ладно, — согласился Бигуа, подавленный. — Все равно ведь больше некуда!
И подумал: «Было бы малодушием и трусостью отказаться от комнаты Жозефа».
Он предчувствовал, что это неминуемо случится, еще прежде чем мальчики заболели, — с первого же дня, как у Деспозории обнаружили грипп. Поселившись по соседству с Марсель, не ступит ли полковник на путь, проторенный Жозефом, — невидимую тропу, которая манит так сильно?
Он перенес в комнату свои вещи и тут же встретил Марсель в коридоре. И произнес в замешательстве, словно бы раньше давал ей совсем иные указания:
— Заприте комнату на ночь, Марсель. Девушкам всегда следует закрывать дверь на ключ, правда ведь?
— Я запираюсь, только когда мне вдруг взбредет это в голову, — засмеялась Марсель, и ее смех был звонким и напевным, а потом она томно улыбнулась.
— Не забывайте о ключе, Марсель, не забывайте, — строго и как можно суше ответил потрясенный полковник. — Для надежности. То есть, я хочу сказать, это должно войти в привычку. Вам следует быть благоразумной и осмотрительной. За остальным дело не станет. Просто поверните ключ в замке, это сбережет вас. Ну, давайте пожмем друг другу руки, как старые друзья.
Вечером полковник отправился в комнату Жозефа. И долго прислушивался, ожидая, когда Марсель запрет дверь. Но девочка, как ни странно, медлила и совсем не торопилась снимать воздушное белье, касавшееся ее тела. Прошло уже полчаса, как она вернулась к себе, однако до сих пор не выставила туфли за порог.
Наконец выставила.
И закрыла дверь комнаты.
Но ключ в замке не щелкнул.
Чем она занята? Что делает, оставшись наедине с собой? А кстати, знает ли она вообще, как управляться с этим замком? Может быть, пойти объяснить ей? Вот нелепая мысль! Марсель отнюдь не глупа! Вдобавок она уже наверняка переодевается, и это совсем неподходящий момент растолковывать ей, как запирается дверь!
Щелчок ключа в замке еще вполне может раздаться. Есть вероятность, что девочка решила отлучиться на минутку — взять книгу из шкафа в малой гостиной, Марсель ведь иногда брала там книги. А потом она вернется и запрет дверь.
Бигуа напряженно вслушивался в звуки за стенкой: вот девочка погасила свет. Она ляжет спать (или, обернутая темнотой, будет думать о нем), так и не заперев дверь. Полковник может войти к ней в комнату, и Марсель даже не станет препятствовать этому. Она явно ждет его. Понимаете ли вы, что это значит?
Бигуа, помрачнев, стал раздеваться. Он был похож на человека, которому отказали в помиловании и приговорили к расстрелу — и он с точностью знает, куда попадет каждая из двенадцати пуль.
Полковник набросил халат и лег, так и не решившись раздеться полностью. Комната, отвыкшая от обитателей за время отсутствия Жозефа, уже успела освоиться с пустотой и теперь чувствовала дух чужестранца, который явился сюда страдать.
Полковник слышал, как девочка шевелится в кровати. Ему хотелось взять лассо, подвесить его к стене и связать Марсель ноги. Однако он тут же прогнал эту унизительную мысль. Уткнувшись губами в подушку, он тихо застонал. Дожить до такого возраста и настолько сильно бояться самого себя и своего мужского начала!
Бигуа зажег свет. В темноте невыносимо.
Марсель между тем, в красивой сорочке, пропитанной легким запахом платяного шкафа и предвкушением удовольствия, сидела на кровати. Густой ночной сумрак поглотил белизну простыней, и Марсель, словно чтобы рассеять его, иногда покашливала, притом не без кокетства.