Бигуа заказал еще одну бутылку «Поммара». Третью за вечер.
— Иногда здесь, в самом сердце Парижа, за искренней дружеской беседой, вот как сегодня, в моих глазах вспыхивает необычный блеск, который и заставляет проделать путешествие длиной двенадцать тысяч километров, — не удивляйтесь, старина. Этот мой взгляд из Латинской Америки достигает Парижа с невообразимой быстротой.
Бигуа подумал: «Детей похищал американец. Сомнений нет».
И продолжил:
— Тот американец выше ростом и гораздо шире в плечах, чем сидящий перед вами европеец. Он весит на шесть кило больше, живет на просторе, дышит свежим воздухом, знает толк в крепких напитках, дерзок и раскован. Он привык к бескрайним равнинам, и прохожие близ сквера Лаборд и на парижских улицах — не считая вас, разумеется, — кажутся ему нестройным стадом буйволов, которое он гонит перед собой. А французская часть моей души, которая мало-помалу выпестовалась по эту сторону океана, вязнет в извинениях, обязательствах и возражениях.
Полковник еще долго продолжал говорить.
Эрбен смеялся, молчал, снова смеялся, не вполне понимая, как вести себя.
Ужин был закончен. Бигуа заплатил, но все сидел за столом. Он так и не рассказал Эрбену про Марсель.
— Ваша дочь очаровательна, — вдруг сказал он, прервав молчание. — О, кстати, я выгнал Жозефа из дома. Вы даже не представляете, до чего он распустился!
— Вот как? — отозвался Эрбен, ничуть не насторожившись.
— И хочу поведать вам кое-что в связи с этим.
Полковник уже собрался изложить всю историю, типограф был настроен внимательно слушать его и для солидности высморкался. Носовой платок ослепил Бигуа своей чистотой. Он был белым и безупречным, каким только может быть платок, и слова замерли у полковника на губах, так и оставшись невысказанными.
Бигуа встал, и они молча вышли из ресторана. У дверей попрощались и выкурили напоследок по сигарете, затянувшись от одной спички. Оба держали свои шляпы в руках и, склонившись над пламенем, столкнулись лбами. Полковник резко отпрянул, словно боялся, что от этого столкновения из его головы выпадет так и не раскрытая тайна.
Возвращаться ли домой? Если да, то ехать ли прямиком или сперва позволить себе женщину? До чего же широкие и оголтелые улицы сегодня вечером!
«Свернем-ка сюда, — решил Бигуа, выбрав темную улочку, в угловом доме которой окна горели чересчур ярко, а дверь подъезда была приоткрыта. — Идти нужно здесь — по крайней мере в этом я уверен».
Домой он вернулся около двух часов ночи.
«Вот стены моей квартиры, и потолок моей квартиры, и пол. Мы привыкли не обращать на них внимания, а между тем они оберегают нас так кротко, покорно и преданно от пугающей бесконечности пространства вокруг. Под этим кровом спят дети. И спит жизнь, которая пока еще в зародыше. Впрочем, этот эмбрион, может быть, то и дело будит свою маму, желая знать, есть ли какие-нибудь новости в мире людей».
Полковнику вроде бы послышался голос жены. Деспозория вот уже в третий раз звала его из своей комнаты. Она в тревоге ждала его возвращения.
— Откуда ты так поздно?
— Ездил купить себе шляпу.
Чуть погодя Бигуа добавил:
— Я встретил Эрбена, и мы поужинали вместе. Ну а ты как поживаешь? — Таким тоном полковник мог бы обратиться к старому приятелю, которого увидел спустя много лет после разлуки.
— Уже три недели я лежу с гриппом, — сказала Деспозория спокойно, однако в ее голосе дрожал легкий упрек.
— До чего же я виноват перед тобой!
Бигуа опустился на колени перед кроватью жены. И продолжал держать ее за руку — их ладони сомкнулись, как только он вошел к ней в комнату. Через это прикосновение полковник чувствовал свой дом, сейчас такой отчужденный и замкнутый.
Деспозория гладила его седую голову, и Бигуа, совсем обессиленный, успокоился — настолько, что заснул прямо на полу возле кровати. Деспозория сперва не заметила этого и еще долго гладила его — а на самом деле, гладила его сон.
Потом полковник очнулся — лишь для того, чтобы, не поднимая головы, сказать отчетливо и ясно:
— Как только ты совсем поправишься, уедем в Америку.
И снова заснул, на этот раз глубоким сном.
Спустя неделю, когда Бигуа вернулся домой с билетами до Лас-Делисьяс в кармане, он застал на лестничной площадке Деспозорию: она ждала его.