Но зельевар удивил Малфоя:
— Выходи из зоны собственного комфорта. Возможно, тебе будет приятно. — Остановился, смотря Малфою в глаза, — И тогда, возможно, что-то изменится. — Каждое слово, будто камень, летит в голову Люциуса и остаётся там лежать, чтобы в особый момент напомнить о себе.
Мастер зелий прошёл мимо мужчины к камину, оставляя товарища стоять посредине холла, словно статую. Северус исчез в зелёном пламени, и лишь тогда Малфой моргнул глазами, думая, что зельевар всегда умел доносить смысл всего коротко и ясно. Конечно, его слова можно интерпретировать по-разному: от философских рассуждений и истерических слов душевно больного до похотливых намёков и прорицаний о близком будущем.
Люциус хмыкнул себе под нос, думая, что Северус становится похожим на притрушенного директора Хогвартса, который так же странно и завуалировано говорил о сути вещей. Так, что его никто не мог понять вовремя, пока не приходило время, и петухи не кричали на спицах…
***
Прошло невесть сколько часов с момента её заточения. Гермионе казалось, что она постепенно сходит с ума. Свет тусклой свечи настолько её раздражал, что хотелось выть от невыносимости собственного положения. Одиночное заточение играло злую шутку с её разумом. Мрак за просторами камеры вживлял страх, что давало волю фантазии. Прочная мысль о том, что из темноты за ней кто-то наблюдает, не давала покоя. Из-за этого девушка постоянно находилась лицом к коридору, боясь развернуться спиной к тьме. С момента своего заключения она кушала шесть раз, приседала триста раз, повторяла заклинания и размышляла о возможном побеге. Но как можно было строить планы, если к ней до сих пор никто не приходил?!
Если бы Грейнджер увидела хоть одну живую душу — эльфа, Пожирателя, ещё одного пленника, или на крайний случай, Малфоя — она бы убедилась, что всё ещё жива. Убедилась бы, что заточение, плен и одиночество — это не очередной плод фантазии её разума, который, возможно, был повреждён в битве. Гермиона отчаянно нуждалась в разговоре хоть с кем-нибудь.
Необходимость чувствовать присутствие тепла и энергии рядом с собой стала настолько нужной, что девушка забывала обо всех неудобствах, которые причиняли дискомфорт лично ей и, возможно, оттолкнули бы собеседника. Её волосы не ощущали потока воды и приятного ласкающего шампуня уже много дней, из-за чего ощущались ужасно грязными и, скорее всего, страшными. У неё не было возможности следить за личной гигиеной, а запах мочи, которой пропиталась её одежда в первый же день в темнице, заставлял краснеть от стыда перед самой собой и в отвращении кривить нос, когда противный запах слышался особо сильно.
А пока что — полная пустота, тишина и полутьма, вот уже которые сутки подряд. Ей снова и снова вспоминался первые часы, проведённые в заключении.
После ухода Люциуса она успела выплакать все слёзы и прокричать в пустоту тысячу слов о своей ненависти. В конце концов, Гермиона обмякла, повиснув на верёвке и уснула. Это был не сон, а кошмар наяву. Гриффиндорке снился Хогвартс и битва при нём, она видела друзей, учителей и не могла им помочь. Остаться без палочки — это один из страхов волшебницы, и именно в этом сне он воплотился.
К большему ужасу, она обнаружила, что руки связаны за спиной и невыносимо болят от того, что вывернуты в неудобное положение. Девушкаа пыталась освободить их, чтобы поспешить на помощь друзьям, но попытки были напрасными. Она отчаянно боролась и в какой-то момент ощутила, что её кто-то толкает в спину.
Гриффиндорка больно ударилась об пол, проснувшись от реальности собственного сна. Кто-то её освободил или действие чар развеялось…
Гермиона медленно двигала руками, постепенно растирала их, стараясь привести циркуляцию крови в нормальное состояние. Пострадали не только руки, но и всё тело. От необычной позы, в которой она умудрилась уснуть, невыносимо жгло поясницу, мышцы ног подрагивали от того, что долгое время удерживали вес тела. Гермиона кое-как добралась до подобия кровати. Простая широкая лавка из досок, стояла у стены. Слава Мерлину, кто-то оставил на ней нечто похожее на матрас! Хоть какая-то возможность согреться в этом холодном помещении обрадовала Грейнджер, поскольку, после того, как судорога конечностей начала проходить, она почувствовала озноб. Гриффиндорка подняла матрас, забралась на твёрдые доски и накрыла себя им сверху. Она никогда бы не подумала, что при всём неудобстве такой постели, сможет уснуть самым крепким и беззаботным сном.
***
Теперь она снова ложилась спать, не зная день сейчас или ночь. Не зная, сколько часов бодрствовала и упрекала себя в оплошности, которую допустила во время битвы. Каждый раз, просыпаясь, Грейнджер грызла себя, ругала собственную беспечность и проклинала Малфоя за то, что оказалась в таком положении. Засыпала она с такими же мыслями, только в последнее время ей навязчиво казалось, что за ней кто-то наблюдает из темноты коридора. Возможно, из-за одиночества, страдал её здравый смысл.