Поттер понимающе посмотрел на Грейнджер, и Драко понял, что сейчас произойдёт неизбежное. Пока он снимал антиаппарационные чары с Гермионы, очкастый сказал то самое, неизбежное:
— Я знаю это чувство, когда кто-то управляет тобой, но я не понимаю, почему ты не борешься!
Картинка перед глазами Грейнджер поплыла, смазывая черты Гарри, а затем и вовсе рассыпалась на тысячи пазлов, словно её друг был сделан из картона. Она постаралась вдохнуть, но воздух показался густым, неподвластным колебаниям её грудной клетки.
«Когда кто-то управляет тобой», — слышала она отголоски его голоса в голове и растворялась в пространстве.
Ей хотелось перестать существовать, чтобы осознание не пришло окончательно, чтобы завтра никогда не насупило.
«Кто-то управляет тобой…»
Снова голос Гарри.
«Волдеморт… Я слышу его… Чувствую… Я был им».
— Малфой, я… — еле слышно прошептала Гермиона и начала падать на землю.
Превозмогая головокружение, Драко подхватил её на руки и, не сказав ни слова ошарашенному Поттеру, активировал портключ, чтобы уйти от ненужных вопросов.
Глава 43
Магглы говорят, что человек проходит пять стадий принятия неизбежного…
За время аппарации Гермиона прошла их все. По нескольку раз уж точно.
Казалось, перемещение привело ее в чувство. Потеря сознания, сил и желание личной смерти отодвинулись на задний план. Сейчас, после внутренних метаний, в её сумбурных мыслях возникла навязчивая идея мести. Ей хотелось уколоть, пнуть или ударить Малфоя. Желательно чем-то потяжелее. В идеале — добраться до своей палочки и действовать по велению сердца. Или эмоций.
Гермиона среагировала первой, оттолкнув Малфоя от себя, как только они приземлились после перемещения. Из-за неожиданности действий у неё это получилось довольно неплохо, поскольку Драко отшатнулся и отступил на несколько шагов в сторону. Тяжело дыша, она оглянулась вокруг в поисках предмета, который послужил бы орудием самообороны, и быстро отбежала на другой конец комнаты.
Малфой переместил их в прихожую летнего дома, которая была щедро обставлена предметами быта, но все они оказались либо бесполезными для Гермионы, либо слишком громоздкими, чтобы сдвинуть их с места.
В отчаянии она вернула ему растерянный взгляд и прокричала:
— Как ты мог?
И оперлась рукой о подставку под статуэткой мантикоры.
Казалось, вот-вот её сердце выпрыгнет из грудной клетки и словно мяч покатится по полу.
Малфой тяжело дышал и смотрел на Грейнджер прищуренным взглядом. Он даже не думал отвечать, поскольку считал её вопрос риторическим.
— Как ты мог сделать это со мной? — выкрикнула она и ударила двумя руками по подставке.
Скульптура качнулась и с грохотом упала на пол. Гермиона оглянулась в поисках нового предмета для разрушения.
Малфой никак не отреагировал. Он продолжал наблюдать.
Был маленький шанс, что она поняла все по-другому, поэтому Драко не спешил открывать рот. Он мог позволить ей выплеснуть эмоции: повреждать предметы быта, кричать и бороться. Малфой понимал, как всплеск чувств может помочь в принятии действительности.
Он прошел через это.
— Ш-ш-ш-ш, — кусок разбитой статуэтки ударил его в живот, и Драко вынырнул из собственных рассуждений.
— Я тебя спросила о чем-то! — звонкий голос Грейнджер звучал грозно.
Похоже, она была на грани, поскольку он почувствовал на себе влияние чужих эмоций. В своих мыслях Драко предполагал, что никогда самостоятельно не расскажет Грейнджер о том, кто она для него. Также он не мог отрицать её умственных способностей, поэтому знал, что она сама догадается. И судя по всему, это случилось. Не вовремя, кстати, да-да.
Но Драко решил играть по собственным правилам до конца.
— Что именно я сделал с тобой, уточни? — он развел руками в стороны. — Потому что я много всего делал с тобой, — самодовольно усмехнулся он, сделав несколько шагов по направлению к Гермионе.
Она отшатнулась назад, словно невидимая стена двигалась синхронно с Малфоем и оттесняла её подальше от него. Драко же этот жест показался проявлением страха. Он поймал взгляд Грейнджер и убедился в этом.
— Ты! Ты стал монстром!
Она в панике отступила еще пару шагов назад и уперлась в стену.
— Разве? — Драко слегка прищурился, посмотрев на Гермиону исподлобья.
Он спрашивал с усмешкой, подразумевая, что внешне нисколечко не изменился.