– А знаешь, когда я решил, что моей женой будешь только ты? – тихо спросил Джастин и, не обращая внимания на ее сопротивление, нежно заключил Изабель в свои объятия. – В самый первый день, когда пришел знакомиться с сэром Майлзом и леди Эвелиной. Ты сидела тогда в уголке большой гостиной и, как обычно, трудилась над финансовыми книгами дяди. Он подозвал тебя и представил мне. Ты помнишь тот день?
Она кивнула, прильнув щекой к его груди, а его ладонь ласково гладила ее затылок.
– Тогда я понял, что никогда и ни у кого не видел столь прекрасных глаз, а ты так смотрела на меня… Я влюбился в тебя с первого взгляда, ибо благодаря тебе почувствовал себя самым желанным мужчиной на всем белом свете.
– Так оно и есть, – прошептала она, всхлипнув.
Он тихо рассмеялся и добавил:
– У тебя были красивые волосы, и мне жаль, что твой дядя подверг тебя столь омерзительной пытке! Но, радость моя, я все равно полюбил бы тебя, как бы ты ни выглядела, и мне вовсе нет дела до того, какой длины твои волосы, да и есть ли они у тебя вообще. Я полюбил тебя просто за то, что ты тогда так смотрела на меня. Много лет жизни я потратил впустую, надеясь отыскать женщину, которая сможет смотреть на меня именно так! И сейчас, когда, наконец, разыскал тебя, я никогда не смогу расстаться с тобой.
– Но я так безобразна! – в отчаянии вскричала Изабель. – О, Джастин…
– Не плачь, Изабель, – пробормотал он, смахивая ладонью слезы, струившиеся по ее щекам. – Твои волосы отрастут и станут еще прекраснее, чем прежде, а пока ты должна гордиться своей внешностью и своим мужеством и смелостью перед лицом величайших страданий. Я горжусь тобой, Изабель, и всегда буду гордиться.
Какой же он добрый и великодушный, подумала она, и как легко смог развеять ее страхи и снять неимоверную тяжесть с ее души!
– Я недостойна тебя, Джастин, – начала, было, она, однако его палец, нежно прикоснувшись к ее губам, заставил ее замолчать.
– Никогда, – сказал он, – никогда еще не звучали более неразумные слова в разговоре между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга. Мы с тобой достойны один другого потому, что так назначено самим Богом, и отныне будем всегда вместе и не позволим никакому обману и наговору встать между нами. – Он приподнял ее голову, прижатую к его плечу, и заглянул в ее глаза. – Если кто и виноват во всем, что случилось, то винить надо только меня, и никого более. Я верил Эвелине, верил слепо и упрямо, вот из-за чего мы потеряли не только друг друга, но и нашего ребенка.
– Ты все знаешь? – прошептала Изабель. – Да, она потчевала ядом нас обоих, мы болели, а потом убила наше дитя!
Он кивнул.
– Я виновен не менее ее, мне следовало догадаться. Ребенок наш потому и погиб. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Изабель? Сможешь ли найти в себе силы смотреть на меня и не вспоминать, что я виновен в гибели так бесконечно дорогой нам обоим нерожденной дочки?
– Если ты сумел простить мне, что я тебе не доверяла, разве я могу винить тебя в том, что ты поверил коварной лжи Эвелины? Мы с тобой согрешили по неведению. Давай же простим друг друга и самих себя и начнем все сначала. Заживем, как и должны были зажить.
Он нагнулся, целуя ее, но Изабель вдруг услышала крики и шум борьбы, доносившиеся снизу. Перепугавшись, она вырвалась из объятий Джастина и метнула взгляд в сторону открытой двери каморки.
– Там идет бой? – спросила она. – А мой дядя?..
– Твоего дядю заковали в кандалы, хотя и Сенету, и мне так хотелось прикончить его на месте. Мой брат Александр выговорил себе право доставить сэра Майлза в Лондон, где тот предстанет перед судом.
– Сэр Александр!
– Да, он здесь, и Хью, и Крис, каждый со своим войском. – Джастин улыбнулся и провел пальцем по еще влажной от слез щеке Изабель. – Видишь, любимая, как все мы ценим и любим тебя? Три войска объединились, чтобы отыскать и освободить тебя. Небольшому гарнизону твоего дяди не оставалось надежды выстоять против такой армии. – Улыбка сошла с его лица. Он стал серьезен. – Изабель, – заговорил он, – скоро я расскажу тебе все о твоем дяде и Эвелине. Многое изменилось с тех пор, как тебя увезли из Тальвара, и я боюсь, что среди этих новостей немало таких, что заставят тебя опечалиться. Горе коснулось не только нас с тобой.
– Что же случилось? – со страхом спросила она в предчувствии горестных известий.
– Я все расскажу, как только мы доберемся до нашего лагеря, – пообещал он. – А пока доверься мне и помни, что я люблю тебя. Все будет хорошо.
– Да, – пробормотала она, взяв его руку в свою и, приложив к своей щеке, слегка повернув голову, покрыла поцелуями его грязную ладонь. – Я доверяю тебе, Джастин, и люблю тебя, и я знаю, что все будет хорошо, лишь бы ты был со мной.
Глава двадцать девятая
Закончилась жатва, и установилась по-осеннему прохладная погода. Деревья пестрели яркими красками, а в сердцах жителей и Тальвара, и Брайарстоуна воцарилась радость; наступала пора праздников, обильных пиров и благодатного отдыха от трудов праведных. Впереди и Михайлов день, и день Святого Криспена, и веселый Канун Дня Всех Святых, и самый День Всех Святых, и День Поминовения, а по зиме – шумные дни Святой Екатерины, Рождество и проказы Двенадцатой ночи. Работники, которых сэр Кристиан присылал в Тальвар на уборку урожая, от души повеселились на празднике, устроенном Джастином и Изабель, чтобы отблагодарить и наградить всех помощников. Джастин оделил их золотыми монетами в новеньких кошелях, и работники, весело уложив свой скарб, отправились по домам в Брайарстоун.
На самом верху старой башни, обнявшись, стояли Джастин и Изабель. Его руки нежно касались ее слегка выступающего животика, а Изабель, положив голову на плечо мужа, наслаждалась его лаской.
– Прошло так много времени с того дня, как погибла Оделин, – шепнула она, устремив взгляд на вершину холма, где у дерева, под которым покоились их несчастная малышка и Оделин, виднелись едва различимые на таком расстоянии три мужские фигуры. – Как ты думаешь, Сенет когда-нибудь смирится с тем, что потерял ее?
– Непременно, – отвечал жене Джастин. – Но всему свое время.
– Он так изменился, – грустно молвила она. – Меня тревожит его решение покинуть Тальвар и идти своей дорогой именно сейчас. Что станут думать люди? Ведь он стал таким замкнутым и отчужденным? Жаль, что он не хочет остаться в Тальваре подольше, пока душа его не обретет мира и спокойствия…
– В один прекрасный день все ребята покинут нас, – сказал Джастин, целуя Изабель в голову, ее густые черные волосы уже отросли, и шелковистые, волнистые локоны казались ему еще очаровательнее, чем прежде. – Не могу же я вечно оберегать их от тревог! Каждому из них предстоит найти свою дорогу в жизни. Мои ребята – молодцы, они прилежно учились и теперь смогут жить, как подобает мужчинам, а не ученикам-подросткам. Мальчишки, которых недавно прислал к нам Крис, тоже подрастут и уедут, а их место займут новые. Так уж заведено…
– Но вот Сенет, Кейн и Эрик… – заговорила Изабель, сжимая руки мужа. – Ты ведь любил их, как собственных сыновей. Я полагала, что Кейн и особенно Эрик останутся с тобой навсегда. Я знаю, ты будешь тосковать без них.
– Да, какое-то время так оно и будет. Впрочем, вдоволь побродив по белу свету, они могут вернуться к нам, если захотят. Пока же это хорошо, что они решили уехать. Себя показать и людей посмотреть. И, кроме того, не забывай, что у меня просто не будет времени предаваться печали. Уверен, с новыми воспитанниками хлопот будет полон рот, да и у тебя скоро появится малыш…. – Он погладил ее живот. – Или малышка. А Джон, Ральф и Недди поживут у нас еще несколько лет. Как видишь, нам не грозит одиночество.
– Но я буду так скучать без них…
– Да, – с мягким сочувствием отозвался он. – Но ведь они обещали навестить нас на Рождество, в Лондоне, и приезжать каждый раз, как у них выдастся такая возможность. Мы с ними расстаемся не навсегда.