Бум. Бум. Бум.
— Твоя сестра нарушила наш закон. Покинув нас, она впустила в душу грех.
Тон его голоса остается удивительно ровным и сдержанным, отчего по моему телу пробегают мурашки. Опаснее всего, когда отец обманывает своим спокойным поведением. Это для того, чтобы вы ослабили бдительность и не заметили в нем дьявола.
— Твой закон, отец, — смело, непокорно говорю я.
К щекам приливает жар. Я ненавижу его законы. Его удар сбивает меня с ног, щеку тут же пронзает боль, от которой перехватывает дыхание.
— Разве я не обеспечиваю вам обеим беззаботную жизнь? — произносит он, шагнув ко мне. У меня дрожат руки, и хочется съёжиться. — Однажды ты займешь мое место и возглавишь наш народ. Этот же закон ты передашь своим детям. Это самый безопасный способ. Единственный способ сохранить души в чистоте.
От его слов что-то у меня внутри умирает. Я не хочу оставаться здесь, кого-то возглавлять... А дети? Я сама еще ребенок. Не думаю, что мы обязаны жениться и плодить как можно больше детей. Это ад.
— Если ты так хочешь, отец, — киваю я.
Потому что я должна. Не стоит и дальше навлекать на себя его гнев. Я поднимаюсь на ноги, изо всех сил сдерживая слезы.
— Да, я так хочу.
Отец резко разворачивается, и я облегченно вздыхаю. Но только я собираюсь сделать шаг в сторону своей комнаты, как он оборачивается:
— И, Мона… никаких больше утренних наблюдений за восходом солнца.
Его слова — скорее предупреждение, чем просьба. По моему языку разливается кислотный ожог тошноты.
И совсем, как цветок без солнца, я увядаю внутри.
— Хорошо, — я пытаюсь пройти мимо него, но отец встает у меня на пути и приподнимает пальцем мой подбородок.
— Ее нет уже месяц. Если она вернется, то уже испорченной внешним миром. Мона, это как болезнь, и Клару от нее нужно будет очистить. Отправляйся к себе в комнату и помолись за ее душу.
К горлу подступает ком, мешая мне сказать что-нибудь еще.
Он и правда ее очистит? Да.
Надеюсь, что Клара никогда не вернется.
Из-за терзающих желудок приступов голода мне приходится покинуть свою комнату в поисках еды. Так отец настоял бы на моем присутствии за ужином, но сейчас он наказывает меня за то, что я пропустила утреннее чтение Священного Писания. Как будто мне нужно читать эту книгу. Я могу пересказать её наизусть.
Я прохожу мимо комнаты матери и вижу, что дверь приоткрыта, а сама она сидит на краю кровати, обхватив голову руками. Осторожно постучав по деревянной панели, я вхожу и опускаюсь перед ней на пол.
— Мама?
Я сжимаю в ладонях ее руки, и мою душу переполняет скорбь, поскольку я вижу в ее глазах слезы.
— Со мной все хорошо, моя милая девочка.
Это не так. На коже у нее под глазом свежий синяк.
— Мама, что случилось?
Она шмыгает носом и, высвободив из моих ладоней руки, вытирает глаза.
— Ничего, — нервно усмехается она. — Я только что упомянула Клару в присутствии твоего отца. Ты же знаешь, каким он бывает.
Он дьявол.
— Отец хочет, чтобы я помолилась за душу Клары, — хриплю я.
Мама шмыгает носом, и к моим глазам подступают слезы.
— Отец здесь вырос, Мона. Он не знал другой жизни.
— А ты? — спрашиваю я, сбитая с толку ее намеком.
— Я тоже, но я все же видела внешний мир.
Из моих легких вырывается невольный вздох. Я распахиваю глаза, из них по щекам вот-вот покатятся слезы.
Моя семья послала меня туда вербовать людей, учить их вере и покаянию. Когда народ возглавлял еще твой дед, мы делали это, чтобы привести к Богу потенциальных людей света. Чтобы истинно верующие стали одними из нас.
— Внешний мир и правда такой ужасный, как его описывает отец? Дьявольский?
— Он очень отличается от того, в котором живем мы. Порочный и греховный.
В моей груди открывается рана и с каждой мыслью о том, что Клара там одна, становится все больше.
— Разве нам не следует поехать и найти ее?
— А что, если Клара не хочет, чтобы ее нашли? Тебе бы хотелось, чтобы она вернулась домой вопреки своему желанию?
— Нет. Полагаю, что нет.
— Если Клара решит вернуться, твой отец ее простит, но это должен быть ее выбор.
Мама сжимает мои руки, но я знаю, что он ее не простит. Он планирует ее очистить. В сознании мелькают образы прошлых очищений. В животе нарастает боль.
— Пожалуйста, не обрекай меня на жизнь без обеих моих дочерей, — выпаливает она.
— Что-о-о?
— Вы с ней так близки, думаю, однажды Клара за тобой вернется. Обещай, что не бросишь меня так же, как она.
Разве это мой выбор?
— Мама.
— Пожалуйста, — умоляет она и до боли сжимает мне руки.
«Пожалуйста, мама, не заставляй меня тут оставаться», — хочется закричать мне, но вместо этого я киваю головой.
— Хорошо. Я обещаю.
Внутри меня разверзается бездна, поглощая меня целиком.
4
МОНА
Дождь шелестит о стену дома, напоминая собой белый шум. Будто я заснула с включенным радио и проснулась от неустанного жужжания, вызванного тем, что станция потеряла сигнал.
Обычно дождь меня успокаивает, но сейчас все по-другому. Сквозь плотный ливень слышен отзвук. Клара.
С усилением бушующей на улице непогоды ее голос становится все громче. Слова Клары рикошетом разносятся вокруг.
— Мона.
Кровь несется по венам, заставляя бешено колотиться мое сердце.
Отбросив одеяло, я вскакиваю с кровати, подхожу к окну и открываю его. Деревянная рама старая и давно нуждается в ремонте. От её скрипа у меня холодеет внутри. Что, если меня услышит папа и подумает, что я сбегаю, как Клара?
Я поворачиваю голову в сторону двери и прислушиваюсь к звукам из комнаты родителей. Но слышу лишь шум дождя и разносящийся по воздуху, просачивающийся мне в уши голос Клары.