— Засчитывается.
— Не договаривались.
— Ничего, будем считать, что договаривались.
15-й был расположен лучше 1-го, но «полукровка» промахнулся. Бить сейчас по 15-му было полным абсурдом, но Геворг выбрал именно 15-й, и 15-й встал так, что стоило до него дотронуться только, и дело было в шляпе, но «полукровка» опять промахнулся. 15-й теперь встал неудобно, а полосатый откатился в центр. Геворг взял под прицел одну треть 15-го, очень тщательно примерился; браво, похвалил партнёр, но то, что Геворг забил шар, было чистой случайностью. Ему показалось, что ему хочется курить, зажигалки в карманах не было, сегодня он пришёл на занятия в связанном Асмик свитере, не в пиджаке, и, значит, он потерял подарок Грайра, но он держал зажигалку в руке — запах бензина портит вкус сигареты, надо пользоваться спичками. Небрежно и лихо разбежался по полю 3-й — вошёл в лузу. С тобой можно на спор играть, сказал партнёр, это была похвала, но что-то, смахивающее на собачий вой, нарастало в нём, и было тревожно от этого. За бильярдными столами проводили дни Наполеоны, а ты, я думаю, не Наполеон. Чтобы забить 12-й, надо… задом… упереться в стол… задом же прижать кий… вывернуть сколько можно шею и приспособить кий к левому… большому пальцу левой руки… Дым обжёг мне глаза. 12-й не был забит, а возле стенки стояла Лия Озерова.
От удара «полукровки» 12-й выскочил за борт, упал на пол, потом был водворён и установлен в центре, возле черты. Великолепно. Не Лия Озерова, а Ева Озерова.
— Значит, вы ненавидите «полукровок», — он нашёл удобное место. — Честь имею доложить, что я, — вот самое удобное место, — сам, — он выпрямился, — не «полукровка»… — шар слабо покатился, встал безвольно у края, подумал и капнул в сетку. — Я чистый армянин, есть такая нация на земле.
— Очень рад, что есть ещё такая нация, молодой человек.
— Я сообщу про вашу радость этой нации, она будет чрезвычайно польщена. У меня семьдесят, начнём сначала?
— Нет, потерпите немножко, наверху бог есть, с божьей помощью мы…
— Бог, конечно, есть, особенно когда нам приходится туго… — Он растерялся: Энвер или Талиат? Кто-то из них был полукровкой — да каким, — капли турецкой крови по жилам не текло, но чтобы очистить турецкую кровь и чтобы увеличить турецкую землю, он очистил страну — от армян. Человек ненавидит подобного себе, что ли. Если он ненавидит подобного… себе, свой вид…
«Полукровка» ударил с ювелирной точностью, и 5-й встал прямо над лузой, во всяком случае, мы несколько мгновений ждали — упадёт или нет? И «полукровка» посмотрел на меня враждебно.
— Я не стану бить, не волнуйтесь.
Если человек ненавидит себе подобного… зелёный стол, пирамида шаров, полосатый, готовый рассеять эту пирамиду, эта белизна шаров и эта зелень сукна напоминают овечий загон и тигра, который должен метнуться в прыжке и разогнать отару, а потом по одной уничтожить всех овец. Надуманно, сказал я себе. Старо, литература сравнений — ложная литература. Хорошо Шекспиру, хорошо Ованесу Туманяну, хорошо всем тем, кто уже что-то сделал и уже умер. Может, они и не много сделали, но хоть мертвы, хоть не мучаются сейчас. Хорошо Гоголю, Толстому, Аветику Исаакяну. Эх, был бы ты косарем, косил бы сено для других людей и для коров, не знал бы букв. Быть косарем и мечтать о бильярде.
— Вы в шахматы играете, молодой человек?
— Виноват.
Полосатый, не задев 7-го, прошёл рядом с 5-м, ударился о борт — штраф? — медленно вернулся ко 2-му. Не дошёл. Штраф. И я потерял пять очков. У меня осталось шестьдесят пять. Я увидел усмешку партнёра. Сейчас он забьёт 2-й, то есть 2-й забьётся сам собой, потом он немножко постарается и забьёт 5-й. Если человек ненавидит себе подобного, значит, патриотизм — поза. Значит, он и свой народ ненавидит, и брата своего, значит, ненавидит. Значит, ненавидит родителей. Значит, ненавидит самого себя. И, значит, есть ненависть к самому себе и существует самоненавистничество. И любовь к другому. Дальше? Ну, хорошо, а для чего люди рожают детей, для чего любят своих детей? В детях они видят самих себя. Любят своего брата, своих родителей, свой народ… Значит, существует самовлюблённость и ненависть к другим, не своим… Э, братец… Человек должен был быть косарем — вот тебе твоя коса, вот поле.
Я снова проштрафился на пять очков. «Полукровка» меня утешил:
— Ничего, бывает, всё бывает, молодой человек.
— Хочу и отдаю свои очки, — взорвался я, — а вам и отдавать нечего.
«Полукровка» приладился, прицелился, долго целился и та-ак промахнулся, и та-ак возненавидел меня — люто. Что ж, я завидую тебе, твоему пылу. Я забил шар в лузу, но «полукровка» решительно замотал головой: не считается. И вытащил шар, поставил его в центре поля, очень удобно для себя — и ловко забил его.
— Не считается, — сказал я, достал шар и тоже поставил в центр поля.
«Полукровка» не обратил на это никакого внимания, лёг всей тушей на стол и собирался забить 12-й.
— Сдаюсь, вы выиграли. — Я оставил кий на столе, дал рубль маркеру и пошёл к выходу — от стены отделилась и с печальной улыбкой приблизилась ко мне Ева Озерова.
— Давно ты тут?
— Когда ты забил четырнадцатый.
— Энвер был полукровкой, Ева, и яростным туркофобом, как понять это, Ева?
— Энвер?
— Энвер-паша, генералиссимус.
— Да?
— Перерезал два миллиона армян, а было армян — четыре миллиона всего.
— Кем он был, говоришь?
— Военным министром Турции.
— Турция разве воевала с нами?
— Это было в 1915 году. Великая резня армян началась в 1915 году…
— Да?
— Он уничтожил два миллиона армян, а армян всего было четыре миллиона. В Армении тогда осталось 700 тысяч армян.
— Это много или мало?
— Это много — мало.
— Как получилось у тебя, да? Много-мало.
— Не знаю, не умею с женщинами беседовать.
— Ну почему, меня вполне устраивает.