Андрей Силенгинский, Евгений Лобачев
Поход скорпионов
Пролог
Порой мне кажется, что в мире нет более серого цвета, чем цвет этих стен. Наверное, зодчий обошел всю Землю скорпионов, придирчиво отбирая самые тусклые камни. После чего дело было за малым – построить самое скучное и безликое здание, какое только можно себе представить, убивая на корню малейшие проблески фантазии.
В результате…
Я мрачно оглядываюсь по сторонам. Пусть прошло достаточно много времени, и по большому счету, я уже привык к своему последнему, по всей видимости, пристанищу. Я всегда был неприхотлив, а теперь получил возможность максимально развить в себе это качество. Но иногда вот накатывает. Как сейчас.
Как сейчас, с души воротит от этого казенного великолепия. И самый грязный притон, в котором мне приходилось бывать в своей вольной жизни, представляется местом, достойным бессмертных богов.
При этой мысли я морщусь, настроение портится окончательно, и я снова против своей воли погружаюсь в воспоминания. Хвала Скорпиону, в последнее время это случается все реже и реже. Быть может, еще год-другой, и те события мне самому начнут казаться забавной, хотя и жутковатой небылицей.
Только тогда затруднительно будет ответить себе на вопрос, как же я здесь оказался.
Скрипнула дверь. (Она всегда скрипит! Готов поспорить, это тоже часть замысла неизвестного мне зодчего.) Вошел человек в одежде сквамандской стражи. Ничего удивительного, конечно, кто еще может сюда зайти? Но Михашир – не только стражник, он еще и друг моего детства. Трогательно, не правда ли?
И все же для него мое паршивое настроение готово сделать маленькое послабление. С некоторой натяжкой я могу сказать, что рад его видеть.
Михашир держит в руках толстенную пачку сшитых вместе папирусов. И у меня вдруг перехватывает дух. Не знаю почему. Я ведь понятия не имею, что это за записи. У меня нет никаких догадок, а они могут быть чем угодно. Но я смотрю на них завороженно, как начинающий воришка на оттопыренный карман подвыпившего купца.
– Привет. – Михашир улыбается мне сквозь густые усы.
Я торопливо отвечаю на приветствие, с удивлением прислушиваясь к бешено забившемуся сердцу. Предчувствие? Но чего?
– Эти Непосвященные совсем обнаглели, – говорит Михашир, рассеянно качая папирусы на ладони. Мышцы на руке размеренно вздуваются, весу в свитке порядочно.
– Да ну? – с деланым безразличием говорю я. Сердце раздумывает, не то выпрыгнуть из груди, не то вовсе остановиться.
– Они, видно, считают Скваманду удачным местом для своих прогулок. Уже третий раз за последние два года, если я ничего не пропустил.
Мы улыбаемся почти одновременно. Ко второму случаю я имею непосредственное отношение, и Михаширу сей факт прекрасно известен. Похоже, сегодня бороться с воспоминаниями бесполезно. А главное, желание почему-то пропало.
– Варвар просил передать тебе вот это. – Михашир кидает папирусы мне на колени. – Сам понимаешь, я и не подумал бы выполнять его просьбу, но для тебя…
– Спасибо, дружище! – искренне говорю я, положив руку на книгу. – А этот Непосвященный?..
Михашир смотрит на меня как на диковинную, но симпатичную зверушку. С укоризненной улыбкой качает головой.
– Странный ты все-таки. Да жив он, жив. Я сказал ребятам, чтобы помогли ему поскорее покинуть город, но он и сам вроде стремился к тому же.
Мы обмениваемся еще парой фраз, но умница Михашир понимает, что сейчас я хочу остаться один. Когда за ним закрывается дверь, я с жадностью впиваюсь глазами в верхний лист. Замечаю, что он не прошит вместе с остальными, а просто приколот толстой швейной иглой. Ага, да это записка. Причем адресованная мне.
«Здравствуй, Бурдюк!
Я понимаю, насколько это нелепо, особенно учитывая твое нынешнее положение, но, во имя всех богов, к кому еще я могу обратиться в Землях Зодиака?! Возможно, ты сочтешь мои терзания смешными, но это важно для меня и еще более важно для Гиеагра. На моей родине достаточно хорошо знают подробности наших приключений, признаюсь, в этом моя скромная заслуга. До ваших же Земель дошли только слухи, искаженные так чудовищно, что не могут считаться даже тенью правды.
Я взял на себя труд сделать перевод своей летописи на ваш язык – он перед тобой. Заклинаю тебя всем, что для тебя свято, попытайся донести правду до людей Зодиака. Я всегда считал тебя справедливым человеком. Хотя и мерзавцем, конечно, считал тоже.
Я коротко хохотнул и помотал головой. Если бы не последняя фраза, мне трудно было бы поверить, что записка написана Мильком. Не мог же он растерять весь свой запас яда, ведь этот запас поистине бездонен.