Персияне сообщили нам, что хивинские войска под начальством Якуб-бая, нападавшие на нас на пути к Китаю, простираются до пяти тысяч и отступили к Горлену; туда же направилась из Хивы другая пятитысячная масса Иомутов, Гокленов и Узбеков, с которыми находятся и главнейшие сановники ханства, — Инак, Абдурахман, Мехтер и кушбеги. Эти десять тысяч аламанов составляют, по словам Персиян, последнюю надежду Мадраим-хана, и в случай их поражения, он намерен был немедленно бежать к Мора или Мерв-Текинцам. Но Иомуты, как видно, не допускают возможности такого исхода: говорят, выступая в поход против нас, они поклялись хану принести к нему головы всех Русских или лечь костьми, пока не изсякнут все их сорок тысяч кибиток… Хан, в свою очередь, обещал им заплатить по 100 рублей за каждую русскую голову, столько же за хвост, как доказательство убитой под аламаном лошади, и по 300 за пленного. Как ни обидна оценка наших голов наравне с хвостами хивинских лошадей, — мы однако собирались видеть черту гуманности в предпочтении, оказываемом пленным, но нам объяснили, [220] что в этом кроется только коммерческий рассчет повелителя Хивы, который надеется выгодно продать нас наравне с персидскими рабами…
С этими известиями мы выступили сегодня рано утром и направились на Горлен в боевом порядке.
Около 7 часов показались большие партии неприятельской конницы, гарцовавшия, как и в предшествовавшие дни, впереди по дороге и по сторонам ее, в пашнях и садах, наполняя воздух громкими криками.
Отряды получили приказание двигаться безостановочно, не обращая внимания на неприятеля и не теряя напрасно патронов, но в то же время стрелять наверняка, если к этому представится случай.
Обстановка для движения была самая неудобная. Кишлаки и засеянные поля с глиняными стенками покрывали вокруг все пространство. Не говорю уже об артиллерии и обозе — даже кавалерия и пехота принуждены были поминутно останавливаться пред арыками и, чтоб облегчить свою переправу, забрасывать их ветвями или засыпать землей. Когда пехота проходила по этим импровизованным насыпям, кавалерия для выигрыша времени перескакивала через небольшие канавы; но при этом лошади и люди нередко падали в воду, — что случилось и с самим начальником нашего отряда, — и вытаскивание их из глубоких арыков отнимало иногда значительное время…
Благодаря этой крайне пересеченной местности, войска наши подвигались сначала медленно, а около [221] Янги-Япа были вынуждены бросить всякий боевой порядок и вытянуться по единственной дороге между высокими стенами. Неприятель показывался за каждою стеной и арыком, кишел в садах и на пашнях, носился во все стороны, обскакивал фланги, наседал на арриергард, и быстро удалялся как только местность становилась открытее… Это продолжалось до полудня.
Последний кишлак Янги-Япа, расположенный на бугорке, имеет довольно значительные размеры и вид глиняного укрепления, окруженного массой фруктовых деревьев. Здесь неприятель, кажется, намеревался задержать нас…
Генерал Веревкин в сопровождении штаба обеих отрядов приближался к этому кишлаку по дороге, а правее и на одной высоте с ним двигалась по пашням стрелковая цепь… В это время из-за стен кишлака вдруг вылетали клубки дыма и раздался неожиданный залп. Цепь остановилась, пули с визгом пролетали над нашими головами и шлепнулись в нескольких шагах о глиняную стену… Новые одиночные дымки…
— Выбейте их, произнес генерал, обращаясь к капитану Герингу.
Геринг соскочил с лошади, подбежал к сомкнувшейся цепи и с криком ура! бросился вперед; за ним кинулись и белые рубашки, наполовину только высовываясь из густых и высоких хлебов, но… кишлак смолк. Цепь обогнула его справа и скрылась… [222]