В Домодедово я первым делом побежал к кассам. Работало около десятка окошек, хвосты в каждое тянулись почти на полкилометра. Часа через полтора, когда я оказался почти у кассы, какой-то мужик, явно нерусский, попытался просквозить к окошку без очереди – стоявшие передо мною две здоровые тётки начали его пинать, тот в ответ попытался надавать им по мордам. Тут же появился наряд местных ментов-линейщиков и забрал всех троих. Я оказался у окошка. Кассирша посмотрела мою телеграммку, отпечатала мне билет без номера рейса и места, после чего велела идти к диспетчерам по транзиту.
Там давка оказалась ещё хлеще. Очередь не соблюдалась. Лишь к исходу третьего часа мне удалось, наконец-то, записаться в заветный журнал. Уже стемнело, когда я выбрался из здания аэропорта на улицу. Рядом со зданием аэропорта нашлось кафе, которое кормило всех желающих телятиной с картошкой, сделанной в горшочке. Три с половиной рубля – дорого, конечно – но один такой горшок я всё же съел. Народ массово отдыхал на травке косогора, спускавшегося сразу за этим кафе к забору лётного поля. Но там я вскоре замёрз, и пошёл искать другое место.
Как раз в этот момент пришла последняя электричка с Павелецкого – машинисты отключили её от проводов и оставили двери открытыми. Народ тут же побежал устраиваться в ней на ночлег. Часа три я пролежал, скрючившись на короткой лавочке, но уснуть так и не смог! В пятом часу утра по составу прошёл машинист, стуча огромным реверсным ключом по ботинкам лежавших: «В Москву не едешь? Тогда выходи!»
Начиналась регистрация на «Ил-86», шедший в Алма-Ату через Актюбинск, и я снова побежал к окошкам транзита. Пятнадцать человек получили места, но до меня очередь ещё не дошла. Свободных мест в залах ожидания по-прежнему не было, и я опять выбрался на улицу. Десяток-полтора скамеек стояли на улице недалеко от железнодорожной платформы. Все места тоже были заняты, но тут десантники, занимавшие одну из них, вдруг куда-то умчались.
Я тут же застолбил себе местечко на краю этой лавки и уже, было, уснул, как эти орлы появились обратно. Их было пятеро, все нетрезвые, но двое из них – особенно, и как раз один из этих и попытался прогнать меня с лавки. Я его тут же послал. Два десантника двинулись на меня, засучивая рукава и приготовившись меня убивать. Я попытался достать из кармашка сумки свой складной ножик, но не успел: у здания железнодорожных касс вдруг тормознул с визгом ментовской «УАЗик-бобон», оттуда выскочило четверо человек, но почему-то в гражданском, с пистолетами и наручниками, и махом уложили мордами в асфальт троих из пятерых этих десантников. Следом подкатил «ПАЗик-ППМ», троих орлов усадили туда, а двое других побежали следом за ментами, пытаясь их на что-то уговорить. Как я понял, «стюардессы», как называл обычную десантуру мой сосед, отставной разведчик-спецназовец, где-то ещё накосячили, и их уже пасли!
Я снова остался на этой лавочке один, но чуть позже компанию мне составили три мужика-таджика. Не прошло и часа, как появилась армада дворников, начала подметать улицу, и подняла такую пылищу, что с этих лавочек разбежались абсолютно все…
Долго ли, коротко ли, а при регистрации к часу дня на 503-й рейс диспетчерша по транзиту назвала с десяток фамилий, но никого из них в этот момент у окошка не оказалось. И первым заветное место получил я. Назвали мою фамилию, я передал поверх толкучки свой билет – подойти к самому окошку было невозможно. Билетик вскоре тем же путём вернулся обратно с внесённым местом «7-А». Я в числе первых проскочил в самолёт и занял своё место у окошка. Как оказалось, не зря – вскоре появился мужик с «иностранным» билетом Аэрофлота (в виде книжечки), купленным где-то в Германии, где тоже стояло «7-А»! Прибежала бригадирша стюардесс и увела мужика на первый ряд. Когда взлетели и нас начали кормить, уж и не знаю, чем я так понравился стюардессе, но она дала мне не один, а два куска курицы!
Когда я, наконец-то, добрался до дома, во что уже почти не верилось, оказалось, что «лежбище» в холодной электричке не прошло мне даром – я свалился с жесточайшей простудой…
Конец