Хэмилтон вышел на террасу. К юго-западу от виллы в сумерках виднелись следы лестницы из больших каменных плит, уводивших в туманную полосу морского прибоя. Стивен подумал, что это тоже какие-то раскопки. Здесь на каждом шагу были раскопки, вырытые из земли следы прошлого, но мёртвые, не одухотворённые жизнью. А ведь когда-то тут резвились молодые менады - вакханки, шествующие за Дионисом, они совершали обильные возлияния и инициацию юношей. Во время вакхических оргий совокуплялись все со всеми, - радости плоти были близки грекам. А Елисейские мистерии длились целых девять дней. Процессия из нескольких тысяч человек, украшенных ветками мирта, шествовала к морю совершать ритуал омовения и очищения. Частью ритуала были и совокупления. На шестой день процессия шла из Афин в Элизий, неся горящие факелы и колосья нового урожая...
Неожиданно снизу, на внутреннем дворе, раздались голоса. Хэмилтон прошёл до угла террасы и пригляделся. В отдалённом свете фонаря у бассейна он легко разглядел толстяка Сарианиди, а по львиной шевелюре узнал Бельграно. Они говорили негромко, но голоса были отчётливо слышны: стены создавали здесь эффект колодца.
-Но вы же неглупый человек, Спирос. Должны же вы понимать... - голос Бельграно звучал задумчиво и миролюбиво.
-Ничего я не должен, - резко перебил его Сарианиди. - Я должен обеспечить комфорт группе, всех встречать и всем улыбаться. Понимать - это по вашей части, Франческо.
-Но поговорить с Гриффином...
-Гриффин - номинальный руководитель. Финансирует экспедицию Тэйтон, не забывайте.
На несколько секунд воцарилось молчание, потом Бельграно озабоченно спросил:
- А вы хорошо его знаете?
Непонятно было о ком идёт речь, но Спирос, видимо, понял, о ком его спрашивают, задумчиво ответил:
- Тэйтона-то? Сложный вопрос. Работали вместе в прошлом году в Турции.
- И что?
- Да ничего, - пожал плечами Сарианиди. - Добрым малым или там рубахой-парнем я бы его не назвал, но законченным подлецом - тоже. Ничего дурного не делал. Замкнут, молчалив, очень компетентен.
- Я не об этом. Он дурак?
- С чего бы? - откровенно удивился Сарианиди.
- Тогда что он делает? И что делает Карвахаль? Рамон сошёл с ума?
До Хэмилтона донёсся тяжёлый вздох толстяка, похожий на вздох Екклезиаста над суетой мира.
- Вам-то что до этого, Франческо? Не трогай проблему, пока проблема не трогает тебя. Не понимаю, почему люди интересуются тем, что их совершенно не касается.
- В принципе, вы правы, Спиридон, - голос Бельграно был всё так же спокоен и мягок. - Это совершенно не моя проблема. Вот почему это так любопытно.
- Зачем совать нос в чужие дела? - безмятежно и даже как-то примирительно спросил Сарианиди. - Тем более - Карвахаля?
Бельграно отмахнулся.
- Совет не совать свой нос в чужие дела -- чистый вздор, Спиридон. Кто из нас настолько эгоцентричен? К тому же, кто знает, как повернётся дело и не станет ли оно моим или вашим. Разнимать-то их, случись чего, боюсь, нам придётся.
-Упаси Бог, - голос Сарианиди прозвучал неожиданно твёрдо. - Я снимаю с себя всякую ответственность.
- А вот это правильно, Спирос, - голос итальянца прозвучал насмешливо и вкрадчиво, и тень Бельграно мелькнула в дверном проёме.
Спирос Сарианиди тоже поторопился уйти.
Хэмилтон зашёл в спальню. Он мало что понял из услышанного разговора, но было ясно, что та напряжённость, что он чувствовал в гостиной, ощущалась не им одним. Бельграно был озабочен каким-то поступком Тэйтона, который казался ему глупым. Но чем именно? О чём говорил Сарианиди? Что называл проблемой? И причём тут этот Карвахаль?
Утомлённый этими недоумениями и намаявшийся за день Хэмилтон неожиданно быстро, едва опустил голову на подушку, уснул. В его путанном сне под утро снова замелькала Галатея, но сон был тяжёл и сумрачен. В нем неожиданно с топором из-за угла выходил Тэйтон, с которым дрался неизвестный ему Карвахаль - похожий на призрака, с бледным безглазым лицом. Оба они сражались за Галатею, а ему, Хэмилтону, надлежало присудить победителю жену Тэйтона в качестве турнирного кубка. Победил призрачный Карвахаль, но Галатея не хотела быть ему наградой и шептала на ухо Стивену, чтобы он спас её.
Проснувшись на рассвете, около восьми, Хэмилтон резко поднялся на постели: ему послышался голос Галатеи.
Он торопливо вскочил.
Почти на том же месте, где накануне ночью стояли Бельграно и Сарианиди, сейчас снова возвышался Франческо Бельграно. Он только что вылез из бассейна и стоял с наброшенным на плечо полотенцем. Галатея Тэйтон явно собиралась окунуться в море: одетая в лёгкий полосатый халатик, она держала пляжную сумку.
Начало разговора Хэмилтон пропустил.
- Мне нет до этого никакого дела, мистер Бельграно, - голос миссис Тэйтон звучал холодно, как отказ метрдотеля пустить вас в переполненный зал ресторана.
- Я не хотел вас расстроить, синьора.
- У вас и не получилось.
Дав эту отповедь наглецу, Галатея исчезла, а Стивен неожиданно заметил кривую усмешку, исказившую губы Бельграно и придавшую его лицу очень неприятное выражение. Было ясно, что он попытался приударить за женой Тэйтона и получил от ворот поворот. При этом держался он спокойно и тут же начал вытирать мокрые волосы полотенцем.
Хэмилтон, однако, не имел ни времени, ни желания разглядывать итальянца. Он торопливо вернулся к себе в спальню, набросил на постель покрывало, натянул брюки с футболкой и, схватив банное полотенце, кинулся к морю, рассчитывая либо догнать Галатею, либо найти её на пляже.
До пляжа добрался за считанные минуты и растерянно замер. На узкой полоске песчаной лагуны расположились несколько любителей утренних солнечных ванн, мелькнуло какое-то семейство с худосочной дочерью-подростком, две пожилых дамы и прямо у воды Хэмилтон к своему удивлению на белом шезлонге увидел Дэвида Хейфеца в соломенной шляпе. Врач оказался на редкость хорошо сложенным, но на спортсмена всё равно не походил: задумчивый взгляд его тёмных, почти чёрных глаз рассеяно скользил за облаками, порой уходя за линию горизонта, и это был взгляд философа. Стивен ещё раз оглядел пляж. Галатеи тут не было.
- Ищете кого-то, мистер Хэмилтон? - произношение Хейфеца было американское, и ничего не выдало в нём человека, родившегося где-то на Украине.
Стивен удивился, что Хейфец вообще заметил его. Он растерялся.
- Я... нет, никого. А, кроме вас, никто из экспедиции не приходил?
- Я тут с половины седьмого, уже пару часов, - любезно сообщил Хейфец, - но с виллы никого не было. А вы кого-то ищите? - вежливо поинтересовался он, и взгляд его резко сфокусировался на Стивене и тут же снова расплылся.
Хэмилтон пожал плечами и промолчал. Он понял, что напрасно спрашивать этого длинноносого иудея, мог ли он кого-то не заметить. Он, похоже, замечал всё. Стивен вздохнул и опустился на песок рядом с шезлонгом Хейфеца.
- Вы, я слышал, медик? - спросил он, чтобы сменить тему и поддержать разговор.
- Да, - кивнул Хейфец, - на досуге я занимаюсь медициной.
- На досуге? - переспросил Стивен, ломая голову над тем, куда могла исчезнуть Галатея. - А чем вы тогда занимаетесь на работе?
- Разумеется, изучаю Писание. Евреи всегда изучали Талмуд. Из тех, кто отвлёкся от этого в высшей степени дельного занятия, получились Спиноза, Маркс, Эйнштейн и Фрейд. Не хотелось бы оказаться в этом страшном ряду. - Еврей, казалось, балагурил, но при этом не улыбался. Взгляд его по-прежнему скользил у той черты, где острые лучи восходящего солнца пронизывали клубы розовеющих облаков.