И тогда мы решили ехать с нею вместе.
Удивительно, что родители наши готовы были пустить нас с гармонисткой Марзият хоть на край земли.
— Не вздумайте наделать глупостей, — печально предупредила нас Марзият.
— Это подлость! — возмутился мой прямолинейный приятель.
Но Марзият улыбнулась:
— Успокойся. «Гость покладистей ягненка», запомни это правило.
— Они решили над нами посмеяться! — заявил я.
— Не вздумай раскрывать рта, мальчик, — вздохнула Марзият. — Это — свадьба, а мы — гости...
Она погладила ладонью планки своей прекрасной стозвучной гармоники.
Не часто, наверно, со дня сотворения мира гармонистки играли на свадьбе своего бывшего жениха. Но так или иначе, шумная горская свадьба началась.
Мы, как всегда, заняли свои места возле Марзият. Вот она провела своими длинными пальцами по планкам, и торжественная мелодия разлилась, как река в весеннюю пору. Вот озарилось бледное лицо гармонистки, как будто солнце взошло над горами, и появилась знакомая улыбка Марзият. Она умела улыбаться так, как будто до нее никто никогда не улыбался, ожидая, когда улыбнется она. Но все-таки это была какая-то другая улыбка...
Девушки плыли перед нею, как лебеди, молодые джигиты проносились перед нею, как джейраны. А гармонистка Марзият не видела их. Она слушала свою гармошку. Она слушала ее, тихо разговаривала с ней своими легкими пальцами, уговаривая ее не грустить.
«Этот торжественный свет, озаряющий счастливые лица, не озарит моего сердца, гармоника! Он не развеет мое горе, — говорили пальцы Марзият. — Но ты, гармоника, не грусти, не выдавай меня. Мы гости с тобою, мы только гости, а гости должны веселиться. Мы еще поплачем, гармоника, но не здесь. Мы поплачем дома наедине друг с другом, среди своих стен, которые так помогают плакать. Заслони печаль мою, гармоника, заслони ее весельем чужой свадьбы...»
Вот что говорили пальцы Марзият.
А гармоника внимательно слушала и заслоняла печаль гармонистки звонким щитом веселья, и радостный исламей покорял молодые сердца танцующих.
А мы сидели рядом, и сердца наши сжимались от того, что так хорошо никогда не играла еще гармонистка Марзият.
К полуночи пригласили на танец невесту. Из другой комнаты вышла тоненькая, чернокосая, луноликая красавица и прошла, одарив гармонистку Марзият благодарным взглядом. И с новой силой заиграла гармоника. Потому что танцевала сама невеста.
Мы, конечно, узнали ее. Мы не чувствовали к ней зла, а чувствовали жалость. Она танцевала, а пальцы гармонистки Марзият заговорили с пуговками гармоники.
«Не грусти, моя гармоника, — говорили пальцы Марзият. — Ее коса не гуще моей, лоб ее не белее моего, а щеки не румянее. Но невеста — она. А мы с тобою — гости на ее свадьбе. И мы должны радоваться ее счастью. Не грусти, гармоника!».
После этого мы не бывали с Марзият на свадьбах. Она уехала от нас навсегда, и люди говорили, что она счастлива, потому что давно уже хотели ее счастья.
Много лет прошло с тех пор. Новые гармонистки появлялись в нашем селе. Но только про самых лучших говорили: хорошо играла, почти как гармонистка Марзият. Так и говорили — почти...
Потому что так, как она, играла только она, и навсегда в сердце моем звучит веселящий душу и зажигающий кровь исламей гармонистки Марзият, а память глаз моих хранит ее улыбку, лучшую улыбку в мире.
Рассказ про старого осла
Перевод В. Кузьмина
— Бей его! Бей!
— Так его, эх-хе-хе!
— Бей лопоухого!
Камни, куски глины, острые обломки битого кирпича летели в него отовсюду. Попадали по спине, по ногам.
Его били и гнали. И прежний хозяин, которому он стал не нужен, и безусые юнцы, и женщины, идущие по воду.
Он убегал.
Не так резво, как в молодости, но убегал, гонимый каменьями и проклятиями, гонимый смертной обидой, горькой и безысходной, терзающей его старое ослиное сердце.
Один из камней попал ему в голову. Он чуть не упал. В глазах потемнело. Только ноги, как заводные, по привычке несли его все дальше и дальше, за околицу, где рос спасительный густой кустарник, в котором можно было укрыться от побоев и оскорблений.
Старый осел давно уже не доставлял хлопот своему хозяину. С того самого дня, как прогнали его за ворота родной усадьбы, исхлестав хворостиной. Иногда он по забывчивости возвращался домой, но прежний владелец все больше зверел, хватаясь за что попало.