Она вновь опустила свои длинные густые ресницы, углубившись в записку, губы ее едва заметно шевелились.
«Милая моя длиннокосая подружка, моя дорогая Нафисат! — читала она. — Сегодня я проводил домой одного интересного гостя, альпиниста из Германии. Все эти дни был с ним, не мог тебя поискать и не с кем было даже отправить письмецо. Несколько раз проходил мимо твоих окон, но увы...
Когда же я увижу тебя? Когда услышу твой тихий и нежный голос? Я думал о тебе в горах, думаю и здесь, дома, — все время ты со мной. Передай, как бы нам увидеться до школы? Я жду. Твой друг Магомет».
— Сколько можно читать одну и ту же бумажку? — раздраженно спросила Буслимат, пристально наблюдавшая за дочерью. — Наизусть, что ли, хочешь вызубрить?
— Да, мама, — ответила Нафисат. — Это очень хорошая песня, мне хочется ее запомнить.
— Вот оно что! — недоверчиво произнесла Буслимат. — Не о любви ли говорится в этой песне, а?
Нафисат молчала.
— Кажется, она любит этого парня, — тихонько сказала мать, поглядывая на Нафисат.
Дочь не откликнулась. Сама не зная почему, она скрывала от матери — самого близкого ей человека — свои чувства к Магомету. Сколько уж раз собиралась рассказать, но все никак не решалась, откладывала со дня на день...
— Что же ты молчишь? — снова обратилась Буслимат к дочери. — Ты любишь того, кто прислал тебе эту записку? Я хоть и неграмотная, но чувствую, что никакая это не песня...
— Но, мама...
— А если письмо кажется девушке песней, — продолжала мать, перебивая Нафисат, — то дело ясное: оба влюблены!
— Ну зачем же так, мама! — вспыхнула Нафисат и бросила письмо на стол, словно оно вдруг обожгло ей пальцы. — Неужели ты никогда не получала писем?
— Нет, дочка, — твердо ответила мать. — Никогда! Если хочешь знать, то твоего отца я вообще до самой свадьбы в глаза не видела. Это уж сам аллах позаботился, чтобы я была счастлива, — муж мой оказался хорошим, красивым, статным. А уж доброты такой я ни в ком не встречала. Но самое главное, что любил он меня, так любил, как редко кто умеет. И я была счастлива. Когда привезли его домой, сраженного вражеской пулей, я до последней минуты верила, что не отнимет его у меня судьба, так и сидела у кровати. Вот-вот, думала, откроет глаза и скажет: «Потерпи, душа моя, еще немного, кончится война, кончатся смерти, и снова мы заживем с тобою как прежде. А потом сыграем свадьбу нашей дочери, да такую, какой в горных аулах еще никто и не видывал...» А тебе, моя девочка, тогда и годика еще не было.
Женщина умолкла, достала из рукава платок, приложила к повлажневшим глазам.
— Ну что ты, мама, ну зачем? — ласково сказала Нафисат, обнимая мать за плечи. — Не надо плакать...
— Ладно, не буду, — ответила мать и вдруг, неожиданно для девушки, продолжала: — Я и сама вижу, что Магомет — славный парень. Мне кажется, он умнее и скромнее других ребят, и сердце его красоту любит — пошли ему аллах крепкого здоровья. А то, что все лето в горах проводит, так ведь совсем еще молодой, это у него пройдет...
Нафисат хотела сказать, что ей даже нравится увлечение Магомета, хотя она и скучает, когда он надолго уходит в горы. Но это означало бы, что она подтвердит догадку, подсказанную Буслимат ее материнским сердцем, а признаться в своей любви девушка все еще не решалась.
На том и закончился их разговор.
Магомет проснулся необычно поздно — утреннее солнце уже ворвалось в комнату и радужно играло в никелированных шишечках кровати. Вставать не хотелось, спешить было некуда, и он решил было еще поспать, но яркое солнце и звон посуды на кухне окончательно развеяли сон. В комнату вошла Зарият с большой сумкой в руке.
— Куда так рано, мама? — спросил Магомет.
— Не так уж рано, — возразила мать. — Я даже опаздываю отцу завтрак отнести. Бедняга вчера вернулся, когда ты уже спал, а ушел чуть свет, пожалел тебя будить. Пойду, говорит, косить, пока прохладно, по солнцепеку-то тяжело... Ну, вставай, нечего валяться. Сходишь в магазин...
— Давай наоборот, мама, — предложил Магомет. — Я отцу завтрак отнесу, а ты в магазин иди. Но если очень о нем соскучилась, — улыбнулся он, — тогда ладно, пойду в магазин, тем более что давно я не слышал бабьи хабары.
— «Бабьи»! — притворно возмутилась Зарият. — Будто вы, мужчины, меньше болтаете. Ну, да ладно, собирайся, поторапливайся.