Нафисат помнит, как часто Магомет вступался за нее, лупил ее обидчиков. Ей это так нравилось, что иной раз она нарочно затевала ссоры с мальчишками. А ведь и ему доставалось — и дразнили, и колотили порой. Тогда она была длинноногой, угловатой, вечно косматой девчонкой с поцарапанными острыми коленками, ходила в застиранных ситцевых платьицах и в стареньких тапочках. А все равно Магомет предпочитал ее всем — и мальчишкам и девочкам. И даже не пытался это скрывать.
А теперь...
Магомет смотрел на Нафисат и видел ее совсем другой. Из быстроглазой и озорной девчонки она превратилась в застенчивую девушку. У нее две длинные и блестящие черные косы, плавные и сдержанные жесты. А эти глаза... И мальчишка, который мог сказать ей что угодно, потому что видел в ней своего товарища по играм, соседскую дочку и не более того, — вдруг тоже стал ощущать при встречах с нею скованность, неловкость. Он забывал слова, какие хотел сказать ей, не узнавал собственного голоса... Не раз повисал Магомет над пропастью, укрывался за скалой от смертоносных камнепадов, а перед этой новой Нафисат был беспомощен, как беспомощен тонконогий олененок. И, лишь вернувшись после встречи с нею домой, он вспоминал те самые нужные и важные слова, которые должен был ей сказать, но не сказал. И тогда упрекал себя в постыдной робости, считал себя глубоко несчастным. Он не мог понять, почему слова «счастье» и «любовь», которые в книгах всегда стоят рядом, у него никак не могут ужиться друг с другом?..
Грустные мысли Магомета прервал резкий звонок — первый школьный звонок этого года. Ребята с шумом и смехом ринулись в классы. Молчавшая все лето школа вновь загудела, как оживший пчелиный улей.
В первую же перемену Аскер взял Магомета под руку и, отведя в сторонку, тихо заговорил:
— Скорей бы уж доучиться, честное слово... Что-то не по себе мне стало в школе.
— С чего это вдруг? — удивился Магомет. — Часу не прошло, как тебе надоело учиться!
— Да не в этом дело, — с досадой махнул рукой Аскер. — Просто мы уже как-то переросли и эти классы, и эти парты, и то, что надо корпеть за домашними заданиями... Взрослеем, брат...
— Ну, тут я не спорю, — сказал Магомет, провожая взглядом разгуливающих по двору подружек — Жаннет и Нафисат. — Тут я отдаю должное твоей проницательности.
— При чем здесь проницательность? — слегка обиделся Аскер. — Ну, сознайся, например, — ты влюблен?
— Я? — вспыхнул Магомет. — С чего ты взял?
— Ладно, ладно, — продолжал Аскер. — Тут и слепой увидит. И влюблен так, как влюбляются уже не мальчишки, вот что я тебе скажу. Длиннокосая Нафисат завладела всеми твоими мыслями, не отрицай... Сидишь на уроке — а в голове пусто, я наблюдал за тобой все сорок пять минут.
— Ну, возможно, что у меня и без Нафисат не больно-то много в голове, — все еще пробовал отшутиться Магомет, — но и у тебя будет не больше, если ты станешь так пристально наблюдать за мною, вместо того чтобы смотреть на доску.
— Нет, брат, не хитри, — настаивал на своем Аскер. — Пора, пора уж тебе жениться! Давно я не плясал на свадьбе, а на твоей не пожалею своих ног. Давай засылай сватов — и дело с концом.
Магомет расхохотался.
— Чего гогочешь? — спросил Аскер и продолжил в своей привычной веселой манере: — Предлагаю тебе свои услуги в качестве почтальона и доверенного лица. Вот закончим десятый класс — и готовьте той: дюжину баранов и три казана бузы.
— Дюжи-и-ну! — протянул Магомет, словно только в этом и была загвоздка.
— Ну ладно, ладно, хватит и половины, — быстро уступил Аскер. — Но чтоб гостей штук полтораста было, не меньше, — слышишь?
— Ладно, потом уточним, — улыбнулся Магомет и направился к классу, — звонок уже прозвенел.
В минуты, свободные от домашних дел, Зарият любила незаметно наблюдать за сыном — как он занимается, читает, отдыхает, подложив ладони под голову и полуприкрыв веки с длинными темными ресницами. Вот ведь странно — совсем крошечным был, когда отец погиб, ничего не мог перенять, а повторяет отцовские движения, голос такой же, такая же быстрая походка. Казалось бы, во всем этом он должен был бы, скорее, подражать Бисолтану, под кровом которого вырос и возмужал, но нет, — видно, природа сильнее, видно, никуда от нее не денешься.
И лицом Магомет тоже — вылитый отец. Правда, нос у него потоньше отцовского и, может быть, чуть острее подбородок. Да и лицом побледнее, — это, наверное, от учебы. С гор приходит смуглый, с темным румянцем на широких скулах, а зимой кожа постепенно белеет, и тогда еще чернее кажутся глаза и широкие, сросшиеся на переносице брови...