Из-под бумаги глядела головка шампанского.
— О аллах! — воскликнула Зарият. — Да что же это творится в моем доме! И куда мне бежать?! Неужели ты забыл, Бисолтан, как жестоко карает аллах за подобные вещи? А за это — особенно! — с уверенностью добавила она, брезгливо указав на шампанское.
— Неужели? — с искренним удивлением в голосе спросил Бисолтан. — Я что-то ничего такого не слышал. И никогда не наблюдал, между прочим, чтоб из-за шампанского хоть одного человека разразил гром. А раз так — давайте-ка выпьем по стаканчику! Праздник есть праздник!..
Он хотел было открыть бутылку и уже взялся за проволочную петельку, но передумал:
— Нет, пожалуй, лучше вечером выпьем. Когда вернемся. Только ты, мать, не открывай без нас — весь газ выпустишь.
— Да смеешься ты, что ли? — рассердилась Зарият. — И не прикоснусь к этому зелью! Я пока еще помню о боге, не то что ты, нечестивец!
— Ну уж нет, дорогая, вечерком выпьешь вместе с нами, — возразил Бисолтан и вполне серьезно добавил: — Между прочим, твой многоуважаемый эфенди частенько попивает эту водицу, а уж он-то у нас один из самых горячих ревнителей корана. И что же? Покарал его аллах? Ничуть не бывало, живет — дай бог всякому!
— Эфенди здесь ни при чем, — вяло отбивалась Зарият. — И вообще о праведном мусульманине грех такое говорить. Но если он и пьет — это его дело. А я скорее умру. О аллах, что же творится! — возвела она взгляд к потолку. — Слуги твои с седыми висками употребляют греховные напитки!
— Но почему же эфенди?.. — настаивал на своем Бисолтан.
— Оставь его! — резко прервала Зарият.
— Ну ладно, ладно, — сдался Бисолтан, заметив, что жена не на шутку разволновалась. — Не станем спорить, хотя это вино — вовсе не из тех, какие запрещены аллахом. Это же шампанское, святая вода! — развивал свою мысль Бисолтан, разворачивая в то же время остальные свертки. — А вот, женщина, и тебе подарочек, — сказал он, протягивая жене бухарскую шаль из розового шелка с причудливым тонким узором. — Накинь на плечи — вновь станешь похожа на невесту!
Зарият была очень рада дорогому и красивому подарку, но старалась это скрыть и, бережно повесив шаль на спинку стула, вновь заворчала на мужа:
— Конечно! Ты пока все до последнего рубля не истратишь — не успокоишься! Надо же такое сказать: «Невеста!» Вместо дорогой шали лучше бы сыну новые ботинки купил. И о чем ты только думаешь!
— Ботинки, говоришь? — хитро прищурился Бисолтан и удалился в сени. — Пожа-а-алуйста! — воскликнул он, протягивая Магомету перевязанную шпагатом коробку. — К вашим услугам!
Магомет быстро сорвал шпагат и достал пару блестящих черных ботинок.
— Ох, спасибо, отец! — обрадовался он. — А я-то все утро свои надраивал.
— Носи на здоровье, сынок, — явно смягчилась Зарият. — Переобувайся скорее да беги, — добавила она, заметив, что Магомет поглядывает на часы. И ласково обратилась к мужу: — Ох и шутник же ты! Ну, мой руки да садись завтракать. Вон уже все утро позади...
...Школьный двор пестрел флагами и маленькими флажками, воздух звенел от веселых возбужденных голосов.
Магомет сразу заметил Аскера — пожалуй, самого длинного из ребят и, во всяком случае, как всегда, самого нарядного.
Энергично размахивая руками, Аскер развлекал своими россказнями окруживших его девушек, а те, казалось, готовы были слушать хоть до следующего утра.
Увидев друга, Аскер прервал себя на полуслове:
— О боже! Да он ли это? — И сам себе ответил: — Он! Если же это не Магомет, то, значит, я — не Аскер.
— Ладно тебе, — попытался угомонить товарища Магомет, смущенный таким приемом. — Чего разболтался?
Аскер сделал вид, что не расслышал, и вновь повторил:
— Он ли это? Нет, вы только гляньте, каков джигит! И могут ли не забиться, как птички, трепетные сердца наших юных красавиц при виде этого славного...
— Да замолчи, пожалуйста, — окончательно смешавшись, попросил Магомет.
А Жаннет, явно стремясь уколоть Аскера, вставила:
— Это ты у нас специалист по трепетным сердцам, а Магомет — парень скромный и постоянный, не то что ты.
Магомет вспыхнул, но из неловкости его неожиданно выручила Нафисат.
— Ты бы отошел, Аскер, куда-нибудь в тень, — оказала она. — Твои сапоги, на которые ушла, наверно, не одна банка крема, слепят глаза и мешают рассмотреть как следует тебя самого.
Только тут Магомет заметил, что сегодня Аскер явно «перебрал» в желании вырядиться покрасивее. Сапоги его и впрямь сверкали сверх всякой меры, галифе были слишком голубыми, а пиджак, со множеством всевозможных значков на лацкане, казался чересчур светлым для этого осеннего дня... Немножко смешно получалось, — это, пожалуй, верно. Но... Как бы то ни было, а Аскер издавна был самым близким другом Магомета, и пускай иной раз он казался излишне щеголеватым и излишне болтливым и избегающим каких бы то ни было серьезных разговоров, — Магомет его любил. Аскер был всегда весел, он мог показаться даже легкомысленным и пустым. Но это было не так. Учился он лучше других ребят и как-то очень легко, без напряжения; был добрым товарищем, всегда готовым помочь, оказать любую услугу. И хотя все это сопровождалось довольно колкими и хлесткими шуточками, — в действительности душа у Аскера была нежная, отзывчивая.