— Куда спешишь, поздний гость? Заходи... Письмо, наверно, принес? Я передам, не бойся.
Но Азрет не хотел отдавать письмо матери Нафисат — ведь оно было написано не ей, а ее дочери!
Буслимат заметила смущение парня и сжалилась над ним:
— Ступай, они в той комнате.
Он застал Нафисат и Жаннет у печки. Обе вязали носки из грубой шерсти, — большие носки, сразу видно, что не для себя.
— Вот, возьми, — протянул он от порога руку. — Это тебе.
Нафисат вскочила.
— О, милый мой почтальон, спасибо тебе! — обрадовалась она. — Входи, садись, Азретик, я напишу ответ. И почему это он сам ко мне не зашел? — вдруг взволновавшись, спросила она. — Не случилось ли чего?
— Э, ничего не случилось! — ответил Азрет. — Я и сам не знаю, чего это он все пишет да пишет, не проще ли поговорить?
— Не всегда это просто, — задумчиво возразила Нафисат. — Скоро ты и сам поймешь, что вовсе не всегда.
И она углубилась в письмо, позабыв, кажется, о присутствии подруги и Азрета.
«Дорогая моя! Нафисат! — писал Магомет. — Только сейчас, уезжая, я понял, до чего же мало мы с тобой виделись и как мало успели друг другу сказать. Все последние дни я рвался к тебе, но был страшно занят, а завтра на рассвете снова ухожу в горы. Со мною пойдут славные ребята, хотя и неопытные, но самое главное, что и ты будешь со мною каждую минуту, и ожидание нашей встречи поможет мне пережить нашу разлуку. Я люблю тебя, Нафисат, я хочу верить в то, что ты меня любишь, и потому мне ничто не страшно. Прощай, моя милая, я непременно вернусь. Все мы вернемся к своим матерям и любимым — запомни это.
Твой Магомет».
Наспех набросав коротенькую записочку, Нафисат отдала ее Азрету, и тот ушел.
В непроглядной тьме Магомет ждал свою Нафисат у назначенного ею места — под старым орехом.
Она подошла тихо, как тень, опустилась на сено, обняла руками колени...
— Милая моя, — шептал Магомет, гладя ее густые волосы, — храбрая моя... Как это ты отважилась среди ночи прийти сюда одна? — Он прижал голову девушки к своей груди, провел ладонью по ее лицу и, поняв, что Нафисат плачет, стал ее успокаивать: — Не надо, маленькая, ты не плачь. Да, я должен уйти в горы, но ведь я вернусь!
Он целовал ее влажные от слез щеки, с любовью заглядывал в большие глаза, отражавшие робкую голубизну луны.
— Там — война! — всхлипывая, говорила Нафисат. — Там тебя могут убить! Я не хочу, не хочу тебя терять, я не смогу без тебя! — сквозь слезы продолжала она.
— Да нет же, — успокаивал ее Магомет. — Я останусь жить. Со мною идут такие сильные, храбрые парни. Мы остановим врага у перевала, мы сбросим его в самые глубокие пропасти — и вернемся. Слышишь, Нафисат?
— Там война! Там война! — твердила она, судорожно обнимая Магомета, целуя его и ни на миг от себя не отпуская. — Слушай, Магомет, — вдруг сказала она уже без слез, с какой-то отчаянной решимостью. — Слушай меня. Останешься ли ты в живых или погибнешь, ты должен стать моим. Моим навсегда! Для этого я пришла. И если у нас будет сын, я не стану стесняться людей, наоборот, я буду гордиться тем, что стала твоей женой. Я буду счастливее, — слышишь? И я всем буду говорить — смотрите, это сын моего Магомета. А Магомет — в горах. Он скоро вернется... Ну, скажи, ты согласен? — требовательно спросила Нафисат, слегка отстраняясь от Магомета, чтобы хоть как-то разглядеть в темноте выражение его лица.
— Спасибо, что ты веришь мне, маленькая моя Нафисат, — только и смог ответить он на ее взволнованные слова...
...Рано утром партизанский отряд вышел в горы. Магомет замыкал группу, зорко следя за каждым из парней, несущих за своими спинами туго набитые большие рюкзаки. А Нафисат — тоненькая, хрупкая горянка с длинными черными косами — стояла у старой мельницы и полными слез глазами глядела вслед Магомету, начавшему далекий и опасный путь. Ветер с перевала развевал ее широкую длинную юбку, рвал с головы тонкую косынку, но она ничего не замечала.
Вскоре тяжелая пелена тумана, медленно сползая с вершин, словно занавесом отгородила от взора девушки поднимающуюся по козьей тропе группу. Но Нафисат все еще стояла у мельницы, вся устремленная вверх, туда, где теперь уже не было видно ни гор, ни неба, ни ее Магомета, — ничего.
— Неужели Сафар?! — не веря себе, радостно воскликнул Магомет. — Вот уж кого никак не ожидал здесь встретить!
В басе Сафара отчетливо прозвучала шутливая нотка:
— Никакой не Сафар, а товарищ комиссар, — ясно? — сказал он и, улыбаясь, обнял Магомета. — А это, — указал он на стоящего рядом человека, — это ваш командир, товарищ Кауфов. Знакомься...