ЭПИЛОГ
Со всех сторон окружено горами древнее село Состар. Ему, быть может, столько же лет, сколько и этим вершинам, среди которых самая неприступная и величественная — вершина горы Кинжал. В гордом одиночестве сияет она где-то над облаками, и даже когда пушистое снежное покрывало затягивает окрестные хребты, Кинжал-гора не затуманивается, не блекнет. Жестокие зимние вьюги беспомощны перед нею, беспомощен и сжигающий сочную зелень летний зной. Мрачным краскам ее склонов и лунной белизне купола, кажется, всё нипочем. И ни один старожил не помнит, что хоть однажды на крутых ржавых боках Кинжала задержался снег. Облака — и те, словно боясь ободрать о каменную громаду свои нежные края, стараются проплыть мимо. И стоит эта черно-багровая гора, как сказочный пастух-великан, охраняющий в своей мрачной бурке белогривый табун окрестных гор. Даже ураган не в силах распахнуть полы этой тяжелой бурки. А недоступная вершина Кинжала теряется где-то в глубокой синеве неба.
Неподалеку проходит широкая дорога. Она ведет к перевалу, ответвляясь узенькой тропой, бегущей к самому подножью горы. И там путник увидит отгороженный чугунной решеткой треугольный обелиск с красной звездой наверху, — обелиск молодому балкарцу, героически погибшему на вершине Кинжала в одну из грозных зим Великой Отечественной войны. Ребята из близлежащих сел часто приходят сюда, проводят здесь пионерские сборы, приносят цветы, следят за тем, чтобы ограда всегда была свежевыкрашенной, а звезда над обелиском сверкала. Здесь же обычно останавливаются и альпинисты перед тем, как начать восхождение на гору. Они раскладывают костры и поют песни о мужестве, о стойкости тех, кто вступил в неравный бой за высоту с самим небом, кто сумел приблизиться к нему ближе, чем все другие, и ближе, чем все другие, видел сияние слепящего горного солнца.