— Смотри, — крикнул Равиль, — пароход! Он похож на плавающий дом!
Равиль как будто развлекал маленького, которому нужно сунуть игрушку, чтобы не заревел.
— Смотри! — бодрился Равиль, — трактор пашет волны!..
— Это не трактор, — тихо сказал Азрет. — Обыкновенный катер.
Катер, вспарывая воду и назойливо тарахтя, приближался к берегу. Равиль от восторга начал прыгать как островитянин, которого приехали спасать.
Катер, внезапно погасив скорость, уткнулся носом в песок. Двое загорелых военных ловко спрыгнули с катера. У одного на шее висел большой черный бинокль. У другого из-за плеча, как тяжелое крыло, торчало ложе автомата. Солдат с биноклем был, наверное, главным, потому что имел на погонах по три красных полоски. Он был черен и с черными усиками. На груди его сверкали две медали. Автоматчик был юн и белобрыс. Волосы его напоминали спелую пшеницу, а глаза синели, как небо над морем.
— Что вы, ребята, здесь делаете? — спросил старший.
— Мы? — Равиль растерялся и посмотрел на Азрета.
— Да, вы! Других я здесь не вижу, — сказал старший недобрым голосом.
— Товарищ начальник, мы совсем не знали, что здесь нельзя, — заговорил Равиль жалобно и торопливо. «Расскажи ему про тетю», — усмехнулся про себя Азрет, который вдруг почувствовал какую-то небывалую смелость, смелость, похожую на безразличие. Он даже не поднялся с места — а, все равно!
— Документы! — железно сказал старший.
Но Равиль не стал рассказывать про тетю.
— Мы приехали, чтобы увидеть море, — сказал Равиль. — Издалека приехали... Из Киргизии. Чтобы только увидеть море.
Военные переглянулись. Тот, у которого волосы, как пшеница, пожал плечами. А старший попеременно оглядел Равиля и Азрета.
— А что тут смотреть? — спросил он и сам посмотрел на море.
— Мы его никогда не видели, — уговаривал Равиль.
— Мало ли чего вы не видели... Документы...
И тогда Азрет встал и твердо посмотрел в глаза пограничнику.
— Мы приехали, чтобы увидеть море и вернуться, — сказал он. — Мы не знали, что для этого нужны документы... Мой отец погиб на море...
Старший отвел глаза:
— Где погиб? Здесь?
— В Севастополе...
— А не врешь?
— Товарищ сержант, — тихо сказал белобрысый, — не врет... Сейчас заревет...
— Я не зареву! — возразил Азрет, чувствуя, что действительно не заревет.
— Это хорошо, что не заревешь, — сказал старший и, неопределенно мотнув головою в сторону моря, спросил: — Вы оттуда?
Азрет молча кивнул.
— Если начальство налетит, — сказал старший, — попадет. Так что — посмотрели и хватит...
Он глянул на море так, как будто видел его в первый раз.
— Действительно... Красиво...
— Красиво, товарищ сержант, — подтвердил белобрысый, — вроде как бы луг, только без травы... Это что же вы, ребята, из самой Киргизии пиляли? У нас тоже был один в деревне — сядет, бывало, на пенек и смотрит кругом, как дурной... Любил природу...
Старший снова насупился:
— Разговорчики! Поехали...
— Пока! — кивнул белобрысый и побежал к катеру вслед за своим начальником.
Катер взревел и умчался, ударяясь о тугую морскую воду.
— Вот видишь, — сказал Равиль, — ничего они нам не сделали... Люди — добрые, они только бывают злыми... Иногда... А вообще — они добрые...
Белый пароход, залитый лучами предвечернего солнца, шел на запад. Он шел на Кавказ. Он уже уходил к горизонту. За которым — Долина ветров.
Катер круто срезал волну, снова приблизился к берегу, покачался, раздумывая — но вдруг лихо развернулся и полетел в открытое море...
— Пойдем, — сказал Азрет.
— Ты что — не рад? — спросил Равиль.
— Почему... Рад... Я очень рад, — кивнул Азрет.
Как он мог объяснить, что человек, мечтающий увидеть море, и человек, увидевший его, — разные люди. Один думает, как до моря добраться, а добравшись, становится другим и думает, как это море пересечь...
Теперь он шел и думал, а Равиль не мешал ему думать, потому что был настоящим другом.
Они молча добрели до станции.
Поезд на Ташкент отправлялся через два часа...
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
Собака для Заурбека
Перевод М. Эльберда
Не будь старый Заурбек владельцем лучшего в селении сада — на редкость обширного и урожайного — то не было бы и нашего сегодняшнего разговора.
Дело тут, однако, вовсе и не в саде. И речь пойдет даже не о том, что обильные плоды трудов своих неустанных почтенный аксакал сдает куда надо, а часть вырученных денег посылает сыну, который в Москве учится, в Академии. Будет скоро первым в селе академиком по части коровьих стад и овечьих отар. И тогда друзьям-приятелям Заурбека ничего не останется, как только тихо, но мучительно завидовать счастливому отцу.