— Эй, жена, к нам кто-то стучится и звонит!
Тихо постанывая и потягиваясь, жена встала, надела шелковый атласный халат и зашлепала в стоптанных тапочках к двери.
— Это кто?
— Это я, Оймаков Заурбек, извините меня! — послышалось с лестничной клетки.
Неожиданный визитер был проведен в гостиную.
— Садитесь, пожалуйста. Я сейчас... — Бийче поспешила к мужу.
Не скоро хозяева вышли к гостю. А тот пока осматривал богатую обстановку комнаты: красновато-коричневое пианино, телевизор с экраном величиной с корыто, столовый гарнитур из дорогого дерева, а в углу — скромно, но с достоинством поблескивающий округлыми формами белый телефон.
Гость покосился на свой сверток. «Не выглядела бы ты здесь, — подумал он, — как плешивая овца в благополучном стаде! Может, лучше устроить для Азнаурова сына хороший ужин? Недаром ведь говорят: «Не дари коня, да угости как следует!» Нарты в таких случаях не ошиблись...»
— О-о, дорогой гость! — Это вошел Зулкарней Азнаурович. — Как вы поживаете, как чувствуете себя?
— Спасибо, — визитер вскочил с места. — Мы живы-здоровы, желаем и вам всякого благополучия, уважаемый Зулкарней.
— Сидите, сидите, — сказал хозяин, бросив мимолетный взгляд на таинственный сверток.
Не прошло и получаса, необходимых для выяснения самочувствия всех родных и близких. Наступила пауза, в течение которой хозяин мог отдышаться, а гость — собраться с мыслями.
— Я — Оймаков Заурбек, отец того шалопая, который стоит на трудовой вахте в поле вашего зрения. — Гость начал уверенно (чувствовалось, что первую фразу он сочинил еще вчера), но дальше он, видимо, сбился и от волнения перескакивал с «вы» на «ты» и обратно. — Хоть и вижу я тебя впервые, но про вас слышал много. Диммо зовут нашего. Дай ему... вам то есть, аллах много здоровья и счастья. Добрых слов о тебе много говорят. Диммо — вы его, наверное, знаете.
— А-а, — оживился Зулкарней Азнаурович. — Знаю такого. Каменщик. Показывали мне его. Толку от него, говорили, ни... немало. Самый долговя... высокий в управлении.
— Да-да! Он самый. Пусть будет долговя... долгой твоя жизнь!
— Так какая помощь от меня требуется?
— Ну, как бы это сказать... Вам виднее. Большой начальник... Где уж нам к тебе со своими советами лезть! Давно парень наш работает. Утомился бедняга! Вот и в отделе кадров скажут. Оттуда как раз заместитель на пенсию ушел... А этот шалопай из сил выбился. Усталый домой приходит. Качается. Ноги еле держат. Ведь не в конторе он все-таки...
Зулкарней Азнаурович задумался. Нахмурив брови и скрестив руки на груди, он мрачно уставился в пол.
— Но зачем ему конторская работа? — спросил он наконец. — Сын твой молод. И потом профессия каменщика — нужная, почетная.
— Оно, конечно, верно, — с готовностью согласился Оймаков. — Почетная. Почти как профессия заместителя начальника отдела кадров. Вы правы, как никто прав быть не может. Как считаешь лучите, так и сделай. Как сердце подскажет.
Заурбек встал, улыбнулся и, кротко поклонившись, направился к двери.
— Э-э, вы, кажется, что-то забыли! — напомнил Зулкарней Азнаурович.
— Не беспокойтесь, — тихо ответил Оймаков. — Это я от души. Чтоб не с пустыми руками в дом войти. По обычаю предков. Как сердце подсказало...
— Тогда останьтесь хоть позавтракать. По рюмочке, а?
Но гость, не переставая улыбаться расслабленно-томной улыбкой, скрылся за дверью. Зулкарней Азнаурович так и простоял с раскинутыми в сторону руками и открытым ртом, пока в комнату не вошла бийче.
Она быстро развернула сверток и ахнула. Затем поставила это на стол и позвала мужа:
— Ты только посмотри, какое чудо!
Хозяин дома в растерянности разглядывал сделанное «по обычаю предков» подношение:
— Ты... ты знаешь, что это такое? — медленно растягивая слова, спросил он жену.
— Я же не слепая! Конечно, знаю. Хрустальная ваза. Да еще какая. В жизни не видала ничего подобного!
— Это — взятка! — твердо произнес Зулкарней Азнаурович.
— Всякие шутки с женой — это глупые шутки.
— Я не шучу. Надо вернуть это чудо хозяину, да еще и выругать его как следует!
— Но ведь он — от чистой души! Как сердце подсказывало! Не обижай человека. Это будет бестактно или просто грубо. Некультурно, понимаешь?!
— Как сердце, говоришь, подсказало? — передразнил хозяин и тихо опустился на диван. — А ты слышала, что он толковал о своем шалопае?
Бийче мягко подсела к мужу и ласково погладила его руку.
— Это ведь не нами придумано. Человек человеку — друг, товарищ и брат. Забыл, в какое время мы живем? Он тебе делает добро, ты — его шалопаю... Что здесь плохого? А взятка — это слово придумано завистниками. Да и где тут взятка? По-да-рок! Клянусь памятью покойного отца! Подарок...