Домой, домой.
А вдоль сквера — вазы с цветами, а многоструйный фонтан вздымает ввысь хрустальные брызги воды, ослепительно сверкающие в лучах летнего солнца...
Скорее бы, скорее бы до дому!
...Жена постояла минутку в растерянности, затем приложила ладонь к мокрому от холодного пота лбу Зулкарнея Азнауровича:
— Боже мой! Что с тобой творится? Кровь совсем ушла с твоего лица!
— Молчи, женщина. Прочь с дороги. — Зулкарней Азнаурович устало отстранил в сторону испуганную жену, вошел в комнату и остановился у серванта.
А на серванте... Тысячи ярких искр испускала ваза, величественно и гордо стоящая на самом видном месте большой гостиной.
Он не хотел касаться ее руками. Он схватил стул, поднял его высоко, замахнулся и... поставил стул на пол. Может, все-таки подарок?
— Да что же с тобой случилось? — почти закричала жена. — Вымолви хоть слово!
Зулкарней Азнаурович медленно закрыл глаза. А когда он их открыл, двое в белых халатах суетились вокруг него, заправляя шприцы и откупоривая флаконы с лекарствами.
«Зачем они пришли? — вяло подумал он. — И почему так ноет сердце?» В это время будто из глубокой таинственной пещеры донеслись тягучие и гулкие слова: «Я принес тебе гостинец, и гостинец не просто-о-ой...»
...Лежит сын Азнаура в светлой, как саван, больничной палате. Рядом на тумбочке — градусник, таблетки какие-то да стакан воды. Все вокруг погружено в крахмально-белую стерильную тишину. Слышит больной только стук своего чуткого, измученного сердца. А может, это стучат часы, вделанные в противоположную стену? Нет, сердце. Его чуткое, измученное сердце. Оно сейчас что-то ему подсказывает.
Что же, интересно? А то, что придется, наверняка придется назначить этого оймаковского шалопая заместителем начальника отдела кадров.
Проводы
Перевод М. Эльберда
Слух о том, что Зулкарнею Азнауровичу стукнуло шестьдесят и он собирается уходить на пенсию, обрушился на громоздкий аппарат управления с мощью и неожиданностью снежной лавины. Она, эта лавина, начав свой путь из приемной начальника, с гулким рокотом пронеслась через все кабинеты и коридоры, прогремела по всем лестничным пролетам, выплеснулась, наконец, в вестибюль и едва не сшибла с ног обычно ко всему равнодушного вахтера. В страшном возбуждении забегали по длинным ковровым дорожкам работники управления: можно было подумать, что здесь намечается либо первая в истории встреча разумных существ из соседней Галактики, либо крупное сокращение штатов. Новость будоражила умы и волновала сердца:
— Уходит на пенсию, слышишь! — и указательный палец многозначительно возводился к небу.
— Как не слышал! Так-о-о‑е, да не слышать!
— Неужели, правда?
— Что, «правда»? Что ему шестьдесят?
— Нет, что уходит...
— А-а...
— Вот было бы событие!
— Тише, тише!
— Ну и сюрприз!
— Он от нас, мы от него...
— Да тише, вам говорят!
Прошло несколько дней мучительного ожидания. Не слышавшие услышали, не верившие поверили, не видевшие увидели. Увидели, что начинается подготовительная работа «по организации достойных проводов начальника на пенсию». Специальная оперативная комиссия приобрела на средства месткома (по статье культмассовых расходов) дорогую двустволку и прикрепила к ее ложу прямоугольную серебряную пластинку величиной со штамп управления. И тесно было на этой пластинке чеканным изъявлениям безграничной любви, искреннего уважения и глубокой преданности.
Но вот пробил час, и торжественный вечер начался. Нарядно одетые служащие, смущенно улыбаясь и пряча глаза друг от друга, заполняют актовый зал, богато украшенный живыми цветами в глиняных горшках. Откуда-то из коридора доносится звонкая медь бравурного военного марша.
— Хорошо-то как! — прошептал, едва не прослезившись, заведующий восьмым отделом.
Что именно «хорошо», он, правда, уточнять не стал.
— Не забуду этих часов, проведенных в его приемной, — с чувством проговорил заместитель заведующего.
— А кого, интересно, на его пост? — спросил один из служащих.
— Да мало ли умных, знающих свое дело специалистов? — ответили ему.
— И то верно! — согласился служащий. — Но так или иначе, а индейку я зарежу сегодня. Не стану тянуть до праздника. После собрания прошу ко мне.